Эвтаназия советского строя

На втором съезде народного фронта в 1991 году Колесов не был. Собралось всего 150 человек, рекомендовали на референдуме сказать "нет" сохранению СССР, "так как это приведёт к сохранению нынешнего союз, который мало кого устроит". Круши Россию. Хорошо, народ к ним не прислушался, сказал "да". Плохо, что это все равно не помогло.

Народный фронт распался. Может быть, так и надо: сгонять народ в партии только к выборам? Как в Америке – между выборами партии бездействуют.

Сильно огорчили его Нестеров и Евдокимова: вступили в партию Явлинского, которого он не выносит (идиосинкразия). Убирает его мгновенно с экранаТВ.

Перестройка на работе

Новое большое объединение возглавил Радченко – директор объединения «Электрон». Говорили, что Кезлинг и Евдокимов участвовали в создании нового объединения «Электронмаш» и рассчитывали стать во главе его. Не назначили, почему? То ли из-за недавних проверок? Или потому, что первый секретарь Романов, покровительствовавший Кезлингу, теперь в Москве?

Евдокимов сразу же уволился, доктор наук стал зав кафедрой в финансово-экономическом институте. С ним ушел Юкелис.

Радченко – передовой директор Ленинграда. На его предприятии «Электрон» действует изобретенная им система управления. Построен рыбный модуль – в ответ на призыв партии участвовать в продовольственной программе. Вход-выход сотрудников – через турникеты по электронным картам. Подписание документов – на «муравейнике»: директор и все начальники садятся в большом зале, у каждого на столе телефон, люди ходят между ними и собирают подписи на документах.

«Муравейник» – удобная вещь, прижился на многих предприятиях Ленинграда.

У Радченко два лица. Одно – человека одержимого, упрямого до жестокости. Его навязчивая идея – система управления предприятием (по этой теме он защитил диссертацию). Второе лицо – обычного и даже хорошего директора предприятия. Второго лица лэмовцы не видели, он употреблял его только на ЛЭМЗе, головном заводе, но это выяснилось лишь в финале драматических событий.

Радченко прочитал курс лекций. Колесов внимал с восхищением. Старое начиналось сызнова – возвращение к научной организации труда и управления. А вдруг получится? С новым руководством страны. После лекций – деловые игры. Серьезные люди – по десятку руководителей от каждого предприятия – сели вкруговую, получали задания, принимали решения. Получился балаган, хотя все старались – кто искренне, кто по привычке к послушанию, все люди с богатым жизненным опытом («быть мне помощником письмоводителя»).

Система управления быстро усовершенствовалась. ЛЭМ лишился расчетного счета, плановые, кадровые и другие отделы подчинили центру, расположившемуся на ЛЭМЗе, на крайнем юге города, в десятке км от метро. ЛЭМ – на крайнем севере. Теперь все документы возили на подпись за полсотни км. Совсем плохо стало с планом: Радченко многое отвергал сходу, часто казалось, из каприза, грубо напоминал о плохой работе ЛЭМа, выявленной контрольными органами.

Буря и натиск – с таким размахом он требовал внедрять свою систему. Начальники всех уровней должны были составить перечни своих обязанностей, оценку качества работы в баллах и еще много другого. Радченко вернул составленные перечни – нет, он не вникал в их содержание, а сказал «мало», в каждом перечне должно быть не меньше 30 строчек, а лучше 100. Возникло подозрение: вменяем ли он? А тут еще в системе обнаружились всякие штучки, например, возможность сюрпризов: любой смежник имеет право вставить в план другого любую работу. Все с интересом смотрят полученные планы – а нет ли там чего новенького. И никакой бюрократии, согласований, разговоров… Четко продумано подведение итогов работы. Каждый ставит оценку работы соседу, то есть все друг другу. А подчиненные – своему начальнику. А начальник – самооценку на себя. Дальше понятно: премии, депремирования, понижения, увольнения.

«Великие мыслители вспоминаются: Томас Мор, Фурье и, извиняюсь, Оруэл».

Основная продукция завода ЛЭМЗ – устройства ЧПУ (числового программного управления) станками. Их разрабатывает заводской институт. Руководство завода и института просило всесторонней помощи. У Колесова сложились тесные связи с заводом и институтом еще по старым работам.

Переговорил с начальником отдела программирования Васильевым, тот обещал:

— Работа большая, полезная, интересная, обеспечена твердым финансированием. Так что давай, переходи к нам.

С директором института Бутриным Колесов имел дела по персональным компьютерам, тот ласково подталкивал:

— Приятно иметь дело с хорошим человеком.

И Колесов согласился.

Кезлинг не стал возражать:

— Ну что, будем переводить?

Для ускорения (ходовое слово Перестройки) не стали возиться с корректировкой штатов, а просто переподчинили все отделение Бутрину. Отделение работало по старым планам, а с Васильевым продолжились переговоры…