Евтушенко: Love story

В Ереване закончено строительство первой очереди Политехнического института имени Карла Маркса; в Молдавии вступил в строй один из крупнейших в стране Гиндештский сахарный завод; начиная со второй половины 1956 года все жилые дома в наших городах должны строиться только по типовым проектам, индивидуальные проекты возможны только с разрешения правительственных органов.

Нас навещают главы братских партий Чжу Дэ, Б. Берут, А. Новотный, М. Торез, Г. Георгиу-Деж, Э. Ходжа, В. Ульбрихт, П. Тольятти, А. Алтонен, Г. Поллит, Ж. Дюкло, В. Пик, Долорес Ибаррури.

В прошлом году советская правительственная делегация побывала в Индии, Бирме и Афганистане. Алексей Сурков:

Общей ясной цели сила
Нашу дружбу окрылила.
Руку брату, брат, подай!
Хинди, руси, бхай, бхай!

По случаю тридцатипятилетия подписания Советско-афганского договора молодой советский востоковед Юлиан Семенов публикует статью в «Огоньке» с такой концовкой: «Во время пребывания в Афганистане Н. С. Хрущев в следующих словах охарактеризовал афгано-советскую дружбу: “Дружба между нашими странами имеет глубокие корни. Великий Ленин стоял у истоков нашей дружбы. Никогда она не омрачалась конфликтами или спорами, и мы глубоко уверены, что этого никогда не будет и впредь”». Афганские стихи, в переводе Ю. Семенова:

Подари мне, крошка, сладкий поцелуй,
Ты со мною, крошка, нежно поворкуй.

В Третьяковке открылась «Выставка произведений советских художников 1917–1956 годов». Евтушенко приступил к постройке своей первой галереи — в стихах. Он пишет широкой быстрой кистью. Пошел портрет за портретом.

Александр Межиров в евтушенковском исполнении выглядит так:

Ты стал моей бедой
и дел ненужной уймой,
мой друг немолодой,
воспитанный и умный.
……………………
Ты в юности моей,
далекий, — сам таишься.
Завидуешь ты ей
и за нее боишься.

(«Ты стал моей бедой…)

Михаил Луконин:

Друг открывает дверь,
                               больной и сильный:
«Ух, молодцы какие,
                             что вдвоем!..
Шампанское?
                   А я уж лучше водки.
Оно полезней…»
                       Он на нас глядит,
глядит,
            и знаю — думает о Волге,
которая зовет его,
                                 гудит.

(«Обидели…»)

Павел Антокольский:

Но вышел зоркий, как ученый,
поэт с тетрадкою в руке,
без галстука, в рубашке черной
и мятом сером пиджаке.

И это было — боль о сыне,

и о других, и о себе,
стихи о горести и силе,
стихи о смерти и борьбе.

(«1944. Комаудитория МГУ»)

Наконец — Ярослав Смеляков:

Он вернулся из долгого
отлученья от нас,
и, затолканный толками,
пьет со мною сейчас.
Он отец мне по возрасту.
По призванию брат.
Невеселые волосы.
Пиджачок мешковат.
Вижу руки подробные,
все по ним узнаю,
и глаза исподлобные
смотрят в душу мою.
Нет покуда и комнаты,
и еда не жирна.
За жокея какого-то
замуж вышла жена.

(«Он вернулся из долгого…»)