Евтушенко: Love story

Двадцать второго января 2005 года в Турине Евгению Евтушенко вручена итальянская литературная премия Гринцане Кавур «за способность донести вечные темы средствами литературы, особенно до молодого поколения». На церемонии присутствовал корреспондент «Коммерсанть-Власти» Б. Волхонский. Радость соотечественника выражается следующим образом:

Лет тридцать назад, продираясь сквозь треск помех и писк глушилок, я слушал интервью известного тогда советского диссидента Владимира Буковского по какому-то из «вражьих голосов». Буковский сказал, что в Советском Союзе 250 миллионов политзаключенных. «Как? — возмутился ведущий. — Разве можно отнести к политзаключенным Леонида Брежнева, Ольгу Корбут и Евгения Евтушенко?» Честно говоря, я плохо помню ответ Буковского — кажется, он говорил, что никто не может быть свободным в несвободной стране. Но запомнил я этот обмен репликами именно благодаря тому, что ведущий в один ряд с руководителем государства и великой спортсменкой поставил окололитературную фигуру, уже тогда пользовавшуюся весьма двусмысленной репутацией на родине.

Про Буковского журналист плохо помнит, про Евтушенко не забыл. Евтушенковские доброхоты удивительно памятливы, то есть ничего не помнят. Журналист вряд ли существовал в то время, о котором пишет.

Пребывание в Италии вновь напомнило Евтушенко об Ахмадулиной. 10 февраля 2005 года датировано стихотворение «Белла Первая»:

Нас когда-то венчала природа,
и ломали нам вместе крыла,
но в поэзии нету развода —
нас история не развела.

Итальянство твое и татарство

угодило под русский наш снег,
словно крошечное государство,
независимое от всех.

Ты раскосым нездешним бельчонком

пробегала по всем проводам
то подобна хипповым девчонкам,
то роскошнее царственных дам.

От какого-то безобразья

ты сбежала однажды в пургу,
и китайские туфельки вязли,
беззащитные, в грязном снегу.

В комсомолочки и диссидентки

ты бросалась от лютой тоски
и швыряла шалавые деньги,
с пьяной грацией, как лепестки.

Дочь таможенника Ахата,

переводчицы из КГБ,
ты настолько была языката,
что боялись «подъехать» к тебе.

Дива, модница, рыцарь, артистка,

угощатель друзей дорогих,
никогда не боялась ты риска,
а боялась всегда за других.

Непохожа давно на бельчонка,

ты не верила в правду суда,
но подписывала ручонка
столько писем в пустое «туда».

И когда выпускала ты голос,

будто спрятанного соловья,
так сиял меценат-ларинголог,
как добычу, тебя заловя.

А лицо твое делалось ликом,

и не слушал Нагибин слова,
только смахиваемая тиком
за слезою катилась слеза.

Он любил тебя, мрачно ревнуя,

и, пером самолюбье скребя,
написал свою книгу больную,
где налгал на тебя и себя.

Ты и в тайном посадочном списке,

и мой тайный несчастный герой,
Белла Первая музы российской,
и не будет нам Беллы Второй.

2008 год Евтушенко встретил тяжело. Он рассказал об этом в «Новых известиях», вступаясь за режиссера Петра Тодоровского, фильм которого «Риорита» подвергся пренебрежению со стороны прокатчиков: