Эвви Дрейк все начинает сначала

– Не знаю, как насчет волнения, но мне будет приятно увидеть всех, – заявила она. – Я не видела их с прошлого курортного сезона.

– Понятно. – Он потер плечо.

Она налила воды, нажала на кнопку и, пока убирала чистую посуду, слушала, как шумит кофеварка. Белые тарелки с аккуратной каемкой из маленьких желтых цветочков по краям, которые она получила в подарок на свадьбу, до сих пор сохранили свою привлекательность. Они всегда казались ей частью мебели из кукольного домика.

– Я всегда могу понять, когда я в плохом настроении, – заметила Эвви. – В такое время меня раздражают эти блюда.

– Но почему?!

– Они не в моем стиле. В этом свадебном подарке есть что-то специфическое, и временами им не хочется пользоваться. Словно человек выбирал подарок не мне, а себе, но почему-то вручил его мне.

Она убрала стаканы, столовые приборы, стеклянную миску. За последние два месяца они так много времени провели вместе на кухне, что теперь, даже повернувшись к нему спиной, она знала, что делает Дин. Он наблюдал за ее работой и прислушивался ко всему, периодически прищуривая глаз или наклоняя голову. Когда они только познакомились, она думала, что так, наверное, слушают пациентов врачи-терапевты. Потом ей стало казаться, что он слушает ее как журналист. Все, что она говорила, он воспринимал так, будто это продолжение уже рассказанной истории.

– А я такова, какова есть, – добавила она. – Так что я покончила со всеми вещами в своей жизни, которые не выбирала сама. Наверное, существует какой-то свадебный промышленный комплекс и люди просто вынуждены покупать эту уродливую посуду и жесткие кухонные полотенца. Понимаешь, люди сердятся, когда это не скороварки, блендеры или креветочные вилки, которые вы им обещаете, а затем дарите что-то другое, с чем им приходится оставаться. Вот и я осталась с этими цветочными блюдами на всю свою жизнь.

– Почему ты осталась с ними? – не понял Дин.

Эвви закрыла посудомоечную машину и повернулась к нему:

– Ну… ты знаешь. Они у меня уже есть и все такое. Я имею в виду, что они есть и ими можно пользоваться.

– Но ты же не навечно с ними, если только сама этого не захочешь.

– Верно, но они у меня уже есть.

– Это же просто посуда.

– Верно.

– И ты могла бы иметь другую посуду.

– Но у меня уже есть эта.

– Ты же единственный человек, который здесь живет.

– Ты тоже здесь живешь.

– Я живу там, а ты живешь здесь, – начиная возражать, Дин мотнул головой в сторону двери квартиры, а затем постучал указательным пальцем по столу. – Здесь. И это твои тарелки.

– Я это знаю.

– Так что если они тебе не нравятся, купи новые. Диана могла бы дать тебе целую коробку за полтора доллара. Да за эти деньги она, наверное, добавила бы еще пару щипцов для салата.

– Почему ты злишься на посуду? – спросила Эвви, скрестив руки на груди.

– А ты почему?

– И вовсе я не злюсь, – возразила Эвви.

Наступившую тишину нарушило шипение кофеварки.

– В жизни есть много вещей, которые ты не можешь решать сама, – наконец снова начал он. – Но эту вещь, я думаю, ты можешь решить, хотя и говоришь, что нет.

Эвви мысленно представила себе слишком хрупкие бокалы для вина, слишком маленький кухонный столик, слишком большой дом и душевую кабину в нем, хотя она лично предпочла бы ванну. Так много «слишком»! Да и она ли выбирала само место, где живет сейчас?

– Хорошо, – согласилась она. – Я куплю другую посуду. Обещаю.

Кофеварка разразилась громким писком. Эвви наполнила две кружки и поставила их на стол.

– Мой отец будет счастлив провести здесь некоторое время. Он любит бейсбол, но я взяла с него слово не говорить о нем. Если тебе интересно об омарах, он может рассказать о них все что угодно.

– Сколько лет он в этом бизнесе?

– Ну, он ушел на пенсию пару лет назад, а начал, когда ему было десять. Заниматься этим полный рабочий день стал, когда ему стукнуло семнадцать, я думаю. Итак… почти пятьдесят лет.

– А для тебя у него, наверное, нашлась хотя бы лодка с омарами?

– Когда я была маленькой, для девочек не поощрялось так много мяса омаров. Кроме того, я немного наблюдала за своим отцом. Это был довольно жестокий и неприглядный бизнес. Я никогда не видела его до школы, а потом он приходил домой, когда я уже готовила ужин.

– Господи. Что, в таком возрасте он не мог даже разогреть суп? – удивился Дин.

Она улыбнулась:

– Он так усердно и тяжело работал. Спина стала для него кошмаром из-за бесконечного вытаскивания ловушек. У него было несколько операций на спине. Отчасти из-за этого он и ушел на пенсию. Он всегда ревностно следил за тем, чтобы я была свободна в жизни. То есть могла делать все, что захочу. Жизнь есть нечто большее, чем восемьсот ловушек, говорил он мне.

– Восемьсот ловушек? – не поверил Дин.

– Вот сколько ловушек может быть у одного человека.

– Это очень много омаров.

– Так и есть. Я всегда считала, что есть более легкие способы зарабатывать себе на жизнь, – уверенно заявила Эвви и положила руки на стол. – Для меня это означало выход замуж за врача.

– А ты хотела сделать в жизни еще что-то? – поинтересовался Дин.

Она вздохнула: