Езда без правил

— Ага-ага, — усмехнулась Ирина. — А куда же у вас все деньги уходят? Я от тебя только слышу: «Андрею нужны джинсы. У Андрея пальто нет»… Извини, Наташка, но ты просто последняя дура. Ты на себя посмотри. Ты же себе во всем отказываешь. Красивая девчонка, а выглядишь… — Она окинула Наташу оценивающим взглядом. — С моей точки зрения, ни один уважающий себя мужчина не позволит, чтобы его жена на бутерброде экономила. Он у тебя просто эгоист.

— Неправда. Ты же знаешь, — горячо возразила Наташа.

— А что здесь знать? Все и так видно.

— Да Андрей целыми вечерами по подработкам бегает! Да еще учиться успевает, — принялась защищать его Наташа. — А у них в МГИМО знаешь, какая нагрузка?

— Ой, да знаю я мгимошников! Что ты мне рассказываешь! — протянула Ирина.

— Так твои знакомые, Ирочка, из твоего круга. Их папы с мамами кормят и одевают, — обиженно возразила Наташа. — А мы с Андрюшей все сами. Моя мама не может нам помогать, а его отец не хочет. Что же ты сравниваешь? И потом, ты же знаешь, как ребята в МГИМО одеваются. Что же, Андрей должен быть хуже других, что ли?

— Ну ты правда не понимаешь, — закатила глазки Ирина. — Это не жена должна содержать мужа, а он ее. А твой Андрей, ты только не обижайся, тебя просто эксплуатирует. Если бы он тебя любил, он бы вел себя иначе. Это элементарно.

Наташа низко наклонила голову, уткнувшись взглядом в тарелку. Иринины слова зацепили ее за самое больное, глубоко спрятанное вглубь, в чем и не признаешься никому. Она действительно замечала в последнее время, что Андрей как-то неуловимо изменился по отношению к ней. Все чаще он исчезает из дома вечерами. Приходит выпивший. Впрочем, он ведь подрабатывает, что же тут странного. Несколько раз он приносил огромные, по их понятиям, деньги. Первые они вместе дружно спустили в ресторане. Какой же он эгоист, если он хотел устроить ей праздник? И все равно, как Наташа ни уговаривала себя, она чувствовала, что Андрей стал каким-то безразличным, что ли… Нет, это просто от усталости.

— Мы любим друг друга, — упрямо сказала она Ирине. — И главное — это, а не материальные трудности.

— Угу! — насмешливо протянула Ирина. — С милым рай и в шалаше! Таких дурочек, как ты, еще поискать! — Она глянула на часы. — Третья пара началась. У тебя что?

— Лит-ра. — Наташа торопливо допила компот.

— А у меня все… — Ирина подумала и спросила: — Может, с тобой пойти?

Они сидели рядышком на последней парте в аудитории. Шла лекция по русской литературе. Добрая половина мужской части первого курса вертела головами назад, привлеченные незнакомой эффектной брюнеткой. Ирина с удовольствием ловила их взгляды.

Пожилая и какая-то экзальтированная преподавательница возбужденно прохаживалась перед кафедрой, не в силах устоять за ней спокойно.

— Вы только вслушайтесь в эти чудные, волнующие строки! — говорила она так, словно сидящие в первый раз слышали стихи Анны Ахматовой. — Это жемчужина нашего русского слова. Только женщине дано так точно и тонко передать все оттенки сложных, раздирающих ее трепетную душу чувств…

— Ее трепетную душу, — насмешливо шепнула Наташе Ирина, кивнув на преподавательницу, в экстазе захлебывающуюся словами.

Наташа рассеянно кивнула, не отреагировав на шутку. Она размышляла над разговором в столовой. Он оставил тягостное впечатление. Не хотелось себе признаваться в этом, но в чем-то Ирина все же была права. Ведь Андрей словно не замечал, что она ходит в старенькой, еще школьной куртке. И носит вельветовый комбинезончик каждый день, в остальном, что у нее есть, просто стыдно показаться. Это в Верхневолжске она считала, что одета прилично. Так ведь там совсем другой уровень… «Ох, как стыдно, — оборвала она себя. — Что я, тряпичница, что ли? Разве это главное в жизни?» Конечно, дело не в шмотках. Будут деньги, они и ей что-нибудь купят. Задело другое: «Если бы любил, не так бы относился…» Ведь Андрей иногда возвращается за полночь и молча ложится лицом к стене. Как будто ее нет рядом. А Наташе стыдно начинать ласкаться первой. И, борясь с обидой, она может только спросить, глядя в темноту: «Андрюш, ты меня любишь?» — «Любишь, любишь», — бормочет не переворачиваясь он и проваливается в сон.

— Как мучительно грудь холодела… — с придыханием начала декламировать преподавательница, прижав к огромной груди пухленькие ручки и закатывая глаза для доходчивости:

Но шаги мои были легки…
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.

Большая часть аудитории, глядя на нее, давилась от беззвучного хохота.

Показалось, что много ступеней,
Но я знала: их только три.
Между кленов ветер осенний
Попросил: «Со мною умри.
Я измучен моей постылой,
Переменчивой, злой судьбой».
Я ответила: «Милый, милый,
И я тоже. Умру с тобой».