Ежегодный пир Погребального братства

НОВЫЙ ГРАФИК! НОВЫЕ ИНТЕРВАЛЫ ДВИЖЕНИЯ! НОВОЕ ВРЕМЯ В ПУТИ!

Меня вдруг потянуло поговорить с Ларой. Что-то осталось недорешенным. Мне надо было снова увидеть ее, символически проститься с Парижем, да и с мамой немного пообщаться, она всегда что-нибудь да посоветует.

Я позвал стоявших за забором лошадей; они подошли с любопытством. Просунул руку в крупные ячейки сетки, — к счастью, она была не под током. Я загадал: если они дадут себя погладить и не куснут меня, то останусь здесь, стану разводить овощи и жить вместе с Люси. Я впервые сознательно сформулировал эту мысль.

Лошади потянулись длинными мордами к моей ладони, я погладил одну из них по коричневому шелковому лбу; потом вторая лизнула мне пальцы, думая, что там какое-то лакомство.

Я достал телефон и записал в заметки следующие мудрые мысли:

научиться грести,

научиться ездить верхом.

И закончил прогулку, обдумывая скорую поездку в Париж.

20 октября

Вернувшись в «Дебри науки» и взяв билет на скорый поезд в Париж — на следующую неделю и на сумму, за которую можно было купить новую руку! или даже почку! — словом, цифра была трехзначная (разрази их Господь), я сочинил небольшое стихотворение в духе Вийона:

Великому Кальве в наследье
Я шлю эклогу. О, начальник!
Прими продукт потуг последних,
Их не вмещает старый сральник[33]

.

В благодарность за поддержку я написал своему мудрому наставнику этот катрен на обороте почтовой открытки с изображением коровы, стоящей в лодке посреди болота, и дал себе слово по прибытии в Париж бросить открытку в почтовый ящик, но не бросил — из христианского милосердия (или — чего душой кривить — по трусости).

Симпатяга все же этот Франсуа Вийон.

Ради такого случая, как говорится, я взнуздал Ласточку и повез Люси на экскурсию в город Сен-Мексан. Люси сильно развеселилась, узнав про мой интерес к этому городишке. Да там одни вояки, сказала она. Школа младшего офицерского состава наземных войск. А поэтов Средневековья совсем мало.

— Минуточку! — возразил я. — Поэтов позднего Средневековья.

Тебе в наследство, мать-Земля
Я б тело бренное отдал,
В нем жира не найдет червяк,
А кости — голод обглодал.

Я знаю, что Вийон окончил свои дни в Сен-Мексане под защитой местного аббата, — Рабле рассказывает об этом в своей четвертой книге. (Рабле также объясняет, как мэтру Франсуа удалось избавиться от монаха по имени Тапку, в уморительной, заковыристой и очень, очень кровавой истории, в которой упоминаются Ниор и Сен-Лигер. Здесь в округе и правда полно всяких позабытых знаменитостей. Я уверен, что если хорошенько поискать, то найдутся гении и посвежее. «Давид Мазон, французский писатель и исследователь сельской жизни, автор того-то и сего-то, видный реформатор продовольственного земледелия, в ходе визита в Сен-Мексан почтил своим присутствием эту скромную гостиницу 17 апреля», — через несколько лет здесь обязательно повесят табличку.

И вот здесь, в ресторане с красивой резной деревянной вывеской недалеко от аббатства Сен-Мексан (прекрасный архитектурный ансамбль, сильно разрушенный в ходе религиозных войн — это, мне кажется, какой-то малоизвестный период истории, надо бы узнать, что там у них происходило), я и сделал Люси предложение — предложил отнюдь не совместную жизнь, а общий бизнес.

Я сказал ей: «Послушай, а вот есть же участок твоей матери, эта ферма в Гатине? Я тут подумал, давай я буду твоим компаньоном. Отец оставил мне немного денег, ты вносишь землю, что не хватит — займем, и вперед. Фрукты, ягоды разные, овощи. Что скажешь?»

И тут — бац! — мне навешали по полной.

— Ха-ха-ха! Спасибо тебе, Давид, но ты же в этом деле полный профан, горошек от одуванчика не отличишь. И потом, извини, но я зареклась — больше никогда со своим парнем работать не буду, так что пардон. А земля у матери, вообще-то, давно сдана в аренду…

Я обиделся насмерть. Как? Здесь не признают мои достоинства? Отвергают мои деньги? Заставляют расплачиваться за прегрешенья Франка? Какая подлая несправедливость. Я готов принять все, но несправедливость — никогда.

И демонстративно оплатил счет, чтобы она видела, как сильно я унижен, и за всю дорогу назад не открыл рта (или почти). Хотя, видит бог, заткнуть Давида Мазона — дело нелегкое.

Я был уныл, как скирда люцерны.

К счастью, Ласточка заполняла тишину грохотом своего мотора.

— Но хорошо, что ты об этом заговорил, надо еще раз поговорить с матерью про участок.