Линн и ее декольте ненамеренно разжигали в Томасе любовный пыл. Неизвестно, знала ли парикмахерша, насколько безраздельно она царит в похотливом либидо Томаса, и осознавала ли в целом, как действует на мужчин деревни. Некоторые местные дамы долгое время боялись этой похитительницы мужей как чумы, но вынуждены были признать, что годы идут, а Линн так никого и не уводит. Она даже осаживала супругов легким шлепком по руке, если те становились слишком предприимчивы; и с раздражением застегивала блузку, когда замечала, как старые пердуны, выпучив глаза и открыв рот, пялятся на ее грудь, но быстро прощала, ибо в глубине души радовалась этим невинным играм, подтверждавшим ее неизменную привлекательность. Зрелость с волнением тянется к юности, уродство — к красоте, что может быть естественнее. Самых душных она все же избегала, вроде того старика с большими ушами, который брался за пипись-ку через штаны, как только она приближалась, несмотря на подзатылники внучки, которая вообще-то была ее лучшей подругой с самой начальной школы.