Ежевичное вино

Но вообще-то Джей не слушал. Он никогда толком не слушал в то лето — слишком занят был собственными мыслями, слишком уверен, что все, чем он обладает, пребудет с ним вечно. Задумчивую реплику Джо он счел обычной взрослой нотацией; неясно кивнул, ему было жарко, он скучал и задыхался в душной темноте и мечтал поскорее смыться.

Позже он сообразил, что, возможно, Джо так прощался.

33

Ланскне, март 1999 года

Джо ждал его дома, критически глядя из окна на заброшенный огород.

— Надо тебе с ним что-то делать, сынок, — услышал Джей, открыв дверь. — А то добра этим летом не жди. Надо его перекопать и прополоть, пока время еще есть. Ну и яблони, конечно. Проверь, нет ли на них омелы. А то им хана от нее настанет, во как.

За последнюю неделю Джей почти привык к внезапным появлениям старика. Он даже начал странным образом их предвкушать, говоря себе, что они безвредны, изобретательно находя постъюнгианские причины их упорного повторения. Прежний Джей — Джей образца семьдесят пятого — наслаждался бы ими. Но тот Джей верил во все. Он хотел верить. Астральная проекция, космические пришельцы, заклинания, ритуалы, волшебство. Странные вещи случались с тем Джеем каждый день. Тот Джей верил — доверял. Этот Джей стал умнее.

Но все равно видел старика, несмотря на неверие. Отчасти дело в одиночестве, говорил он себе. Отчасти в книге — незнакомке, выросшей на руинах «Отважного Кортеса». В творчестве есть что-то от безумия, не вполне здоровой одержимости. Когда-то, создавая «Пьяблочного Джо», он постоянно говорил сам с собой, широкими шагами мерил крохотную квартирку на двоих в Сохо, держа в руке стакан, говорил, отчаянно спорил сам с собой, с Джо, с Джилли, с Зетом и Глендой, почти ожидал увидеть их, поднимая от машинки усталые глаза, в них словно песок скрипел, голова трещала, радио играло на полную мощь. Целое лето он был слегка помешан. Но эта книга будет другой. Она в некотором роде проще. Герои окружают его. Они легко маршируют по страницам: строитель Клермон, хозяйка кафе Жозефина, Мишель из Марселя, рыжий, улыбчивый. Каро в шарфике «Гермес». Мариза. Джо. Мариза. Сюжета толком нет. Вместо него — множество историй, вольно связанных вместе: кое-что когда-то рассказал Джо, Джей лишь перенес действие в Ланскне, кое-что поведала Жозефина через стойку кафе «Марод», остальное он сам собрал из обрывков. Ему нравилось думать, будто он ухватил что-то из атмосферы городка, из света, что заливал его. Возможно, отчасти скопировав живой, непринужденный повествовательный стиль Жозефины. Ее болтовня не была отравлена злобой. Ее истории всегда согревали, часто забавляли. Она начал предвкушать свои визиты и даже смутно огорчался в те дни, когда Жозефина была слишком занята. Он ходил в кафе каждый день, даже когда других дел в деревне у него не было. Он делал заметки в уме.

Пробыв в деревне чуть меньше трех недель, он отправился в Ажен и послал первые сто пятьдесят страниц пока безымянной рукописи Нику Хорнели, своему лондонскому агенту. Ник заведовал Джонатаном Уайнсепом, а также отчислениями за «Пьяблочного Джо». Он всегда нравился Джею, этот хрен с извращенным чувством юмора и привычкой присылать вырезки из газет и журналов в надежде пробудить вдохновение. Адреса Джей не оставил, только номер ящика до востребования в Ажене, и стал ждать ответа.

Он был разочарован, поняв, что Жозефина не собирается говорить с ним о Маризе. Были и другие люди, о которых она редко упоминала: чета Клермон, Мирей Фэзанд, чета Мерль. Она сама. Когда бы он ни пытался выведать что-нибудь об этих людях, у нее находилась работа на кухне. И он все больше уверялся, что есть кое-что — скрытое, — о чем она не хочет говорить.

— А моя соседка? Она когда-нибудь заходит в кафе?

Жозефина взяла тряпку и принялась тереть блестящую поверхность стойки бара.

— Я ее не вижу. Я ее не очень хорошо знаю.

— Я слышал, она не ладит с деревенскими.

Пожимает плечами:

— Bof.

— Каро Клермон, похоже, много о ней знает.

Опять пожимает плечами:

— Для Каро дело чести знать обо всех.

— Мне интересно.

Сухо:

— Простите. Мне надо идти.

— Уверен, вы что-то да слышали…

Мгновение она смотрела на него, щеки ее горели. Руки крепко охватили тело, большие пальцы впились под ребра — будто обороняется.

— Мсье Джей. Некоторые любят совать нос в чужие дела. Господь знает, сколько слухов когда-то распускали обо мне. Некоторые считают, что имеют право судить.

Он был захвачен врасплох ее внезапной яростью. Неожиданно она стала совсем другой, ее лицо усохло, скукожилось. Джей понял, что, возможно, она боится.

Вечером, вернувшись домой, он мысленно прокрутил их беседу. Джо сидел на своем обычном месте на раскладушке, сплетя руки за головой. Радио играло что-то ненавязчивое. Клавиши машинки под пальцами были холодны и мертвы. Яркая нить рассказа наконец оборвалась.

— Плохо. — Он вздохнул и долил кофе в полупустую чашку. — У меня ничего не получается.

Джо лениво наблюдал за ним, надвинув кепку на глаза.

— Я не могу писать эту книгу. Я в тупике. Все бессмысленно. Ничего не выйдет.