Ежевичное вино

— Да молодых тут немного осталось, — объяснила Жозефина. — Работы нет, разве что кому нравится на земле вкалывать. К тому же большинство ферм так часто делили между сыновьями, что теперь, как ни крути, своим трудом не проживешь.

— Сыновьям все, — заметил Джей. — Дочерям ничего.

— Редкая женщина захочет держать ферму в Ланскне, — пожала плечами Жозефина. — Да и не всякому садоводу или торговцу по душе работать на бабу.

Джей коротко хохотнул. Жозефина взглянула на него:

— Не верите?

Он покачал головой.

— Мне трудно это понять, — объяснил он. — В Лондоне…

— Здесь вам не Лондон, — развеселилась Жозефина. — Здесь люди держатся за обычаи. Церковь. Семья. Земля. Вот почему так много молодых уезжают. Им подавай то, о чем в журналах написано. Им подавай города, машины, клубы, магазины. Но всегда есть те, кто остается. И те, кто возвращается.

Она налила еще café-crème и улыбнулась.

— Когда-то я душу бы продала, лишь бы убраться из Ланскне, — призналась она. — Однажды я совсем было решилась. Собрала вещи и ушла из дома.

— И что?

— По дороге зашла выпить горячего шоколада. — Она засмеялась. — И поняла, что не могу уехать. По правде, я никогда и не хотела уезжать. — Она умолкла, чтобы убрать пару пустых стаканов с соседнего столика. — Когда поживете здесь подольше — поймете. Со временем становится сложно покинуть такое место. Ланскне — не просто деревня. Дома — не просто жилища. Всё принадлежит всем. Все принадлежат всем. Даже один человек может все изменить.

Он кивнул. Именно это и завлекло его когда-то в переулок Пог-Хилл. Встречи и расставания. Беседы через стену. Обмен рецептами, корзинами фруктов и бутылками вина. Постоянное присутствие людей. Пока Джо был там, переулок Пог-Хилл жил. Все умерло с его уходом. Внезапно он позавидовал жизни Жозефины, ее друзьям, ее виду на Марод. Ее воспоминаниям.

— А я? — спросил он. — Я смогу изменить?

— Конечно.

Он и не сообразил, что заговорил вслух.

— Все знают о вас, Джей. Все спрашивают меня о вас. Просто нужно время, чтобы вас приняли. Людям надо знать, останетесь ли вы. Они не хотят отдавать себя тому, кто не останется. А некоторые боятся.

— Чего?

— Перемен. Может, вам это кажется глупым, но большинству деревня мила как есть. Мы не хотим превращаться в Монтобан или Ле-Пино. Мы не хотим, чтобы туристы шатались окрест и покупали дома втридорога, чтобы деревня вымирала зимой. Туристы — они как саранча. Лезут во все щели. Едят все, что не прибито. Они нас высосут досуха за год. От нас ничего не останется, кроме пансионов и аттракционов. Ланскне — настоящий Ланскне исчезнет. — Она покачала головой. — Люди следят за вами, Джей. Они видят, что вы любезничаете с Каро и Жоржем Клермонами, и думают, что, кто знает, вы с ними… — Она помедлила. — А потом видят, как Мирей Фэзанд идет к вам в гости, и думают, что вы, быть может, собираетесь купить вторую ферму в будущем году, когда срок аренды закончится.

— Ферму Маризы? Но зачем она мне? — удивился он.

— Ее хозяин владеет всей землей до реки. Скоростное шоссе на Тулузу всего в паре километров. Можно начать строиться. Это уже случалось в других местах.

— Не здесь. Не при мне. — Джей спокойно смотрел на нее. — Я приехал писать, вот и все. Закончить книгу. Мне больше ничего не нужно.

Жозефина удовлетворенно кивнула:

— Я знаю. Но вы так много о ней спрашивали. Я думала, может…

— Нет!

Нарсисс воззрился на него из-за своего каталога. Быстро понизив голос:

— Послушайте, я писатель. Мне интересно, что происходит. Я люблю истории. Только и всего.

Жозефина налила еще кофе и посыпала пену ореховой карамелью.

— Я не вру, — настаивал Джей. — Я ничего не собираюсь менять. Деревня мила мне как есть.

Жозефина мгновение смотрела на него, затем кивнула, явно успокоенная.

— Хорошо, мсье Джей, — улыбнулась она. — Я скажу всем, что вы наш человек.

Они выпили орехового кофе за ее решение.

39

После того случая у реки Джей видел Розу только издали. Несколько раз он вроде бы замечал, как она наблюдает за ним из-за изгороди, еще раз точно слышал тихие шаги за углом дома и, конечно, видел ее следы. Например, украшения на драконьей голове. Веночки цветов, и листьев, и перьев повисли на столбиках и изгородях вместо красных ленточек, которые она украла. Раз или два — рисунок: дом, сад, неуклюжие человечки, играющие под невозможно фиолетовыми деревьями, — прикнопленный к пням, бумага уже скручивается и выцветает на солнце. Не понять, что это — обещания, игрушки или своего рода насмешки над ним. Она была неуловима, как ее мать, но любопытна, как ее козочка, и их встреча, должно быть, убедила ее, что Джей безвреден. Однажды он видел их вдвоем. Мариза работала за изгородью. Джей увидел ее лицо. И снова понял, как далека эта женщина от героини его книги. Он успел разглядеть изящные дуги бровей, тонкую, но прелестную линию рта, резкие скулы, чуть тронутые солнцем. В другой обстановке она была бы красива.