Ежевичное вино

Но все это казалось не важным. Важен лишь Джо. «Через несколько часов я сяду на самолет в Лондон, — размечтался он, — потом в экспресс на север». Джей доберется туда уже к вечеру. Он вновь увидит Джо. Он даже сможет забрать его сюда, если старик захочет. Джей покажет ему шато Фудуин. Полоска газетной бумаги, размером едва ли с блок марок, вылетела из пачки и приземлилась на пол. Джей подобрал ее и перевернул. Слишком маленькая для статьи. Должно быть, он ее пропустил, когда листал вырезки.

Наверху ручкой было нацарапано: «Керби-Монктон пост».

Некрологи (продолжение).

Джозеф Эдвин КОКС мирно, после продолжительной болезни, 15 сентября 1999 года.

Поцелуем солнца простится грех,
Птицы грянут хорал;
К сердцу Творца ты в саду ближе всех,
Ближе никто не бывал[116]

.

Джей долго смотрел на листок. Бумага выскользнула из пальцев, но он все равно видел объявление, ярко освещенное пред его внутренним оком, несмотря на пасмурный день. Его рассудок отказывался это переварить. Пустота. Отказ. Джей смотрел в никуда, думал ни о чем.

59

Следующие несколько дней затопил вакуум. Джей спал. Ел и пил в ошеломлении. Повсеместная дыра в форме Джо стала чудовищной, заслоняла свет. Книга лежала заброшенная, близкая к завершению, и собирала пыль в коробке под кроватью. Хотя дождь прекратился, Джей не смел выглянуть в сад. Запущенные «Особые» изрядно вымахали в своих горшках в ожидании пересадки. Немногие фрукты, пережившие дождь, без присмотра падали на землю. Сорняки, жадно росшие в мокрую погоду, начали наступление. Через месяц и следа не останется от его трудов.

«Поцелуем солнца простится грех…»

Хуже всего было неведение. Оказаться совсем рядом с разгадкой тайны — и снова ее потерять, глупо, без объяснения. Все казалось таким бессмысленным. Джей представлял, как Джо наблюдает из-за кулис, готовый выпрыгнуть. Сюрпри-из! Просто шутка, вот и все. Искусный обман, друзья выстроились за занавесками с сувенирчиками и лентами, Джилли, и Мэгги, и Джо, и все-все-все из переулка Пог-Хилл, маски сдвинуты и обнажают истинные лица. Горе, что превращается в смех по выяснении истины. Но Джея на эту вечеринку не пригласили. «Особые» кончились. Выпиты до дна — ежевика и бузина, пьяблоко и шиповник. Волшебство кончилось. Навсегда.

И все же я по-прежнему слышал их. Словно часть их существа улетучилась в воздух, слившись с домом, просочившись в дерево и пластик, подобно запаху сигарет и жженого сахара. Все гудело их минувшим присутствием, гудело, и пело, и смеялось громче прежнего; камень, и плитки, и полированное дерево — все шептало в волнении и возбуждении; вечно беспокойное, вечно говорливое. Только Джей не слышал. Оставив ностальгию далеко позади, он окунулся в уныние, из которого, казалось ему, ничто его не вытащит. Он вспоминал все мгновения, когда ненавидел Джо. Все мгновения, когда злился на дезертирство старика; все то, что говорил себе и другим. Ужасные слова. Он думал, что мог отыскать Джо сто лет назад, но даже не попытался. Он мог нанять детектива. Он мог заплатить кому-нибудь, чтобы его нашли, раз уж не сумел найти его сам. Вместо этого он сидел и ждал, пока Джо найдет его. Столько потерянных лет принесено в жертву гордости. А теперь уже слишком поздно.

Он смутно помнил чьи-то слова о том, что прошлое — это остров, окруженный временем. Он упустил последнюю лодку на остров, горько повторял он себе. Пог-Хилл теперь в списке мест, безвозвратно утерянных для него, хуже чем просто утерянных. После смерти Джо Пог-Хилл будто и не существовал никогда.

«Поцелуем солнца простится грех…»

Но то, что он сделал, выходит за рамки. Джо был здесь, сказал он себе. Джо жил в Пог-Хилле все это лето. «Астральное путешествие, — сказал он. — Вот почему я так много сплю, во как». В конце концов Джо вернулся к нему. Джо попытался все исправить. И все-таки Джо умер в одиночестве.

Хорошо, что Роза еще здесь. Визиты Маризы тоже на время подбадривали Джея. По крайней мере, заставляли не напиваться с утра пораньше. Надо следовать обычному порядку вещей, даже если он потерял всякий смысл.