Ежов. Биография

«Этот этаж, — писал Леонтьев, — имеет полезной площади 1100 кв. метров, разбит на 23 комнаты и полностью предназначен для размещения наркома, трех заместителей и их секретариата. Кабинет наркома, свыше 100 кв. метров, имеет очень дорогую отделку. При кабинете имеется комната отдыха, ванная комната, уборная и 4 комнаты для секретариата и для приема [посетителей]. Кабинеты заместителей наркома тоже очень большие, отделаны попроще, но тоже дорого, и при каждом имеется комната отдыха, уборная и умывальная, комната для приема и комната для секретариата. Кроме того, имеется несколько комнат для общего обслуживания руководства наркомата (особая кухня, буфет и пр.).

Такое использование полезной площади является совершенно недопустимой расточительностью, а главное, не вызывается никакой необходимостью. Более половины этой площади без всякого ущерба для руководства наркомата могло быть использовано под общие нужды наркомата…»^{455}

Разумеется, подобные излишества были характерны не только для Наркомвода. Комфортные условия существования стремились создать себе руководящие работники всех уровней, однако до тех пор, пока они оставались в фаворе, такого рода проверок можно было не опасаться.

Переслав Молотову письмо своего подчиненного, заместитель председателя Комиссии советского контроля З. М. Беленький приписал от себя: «Я лично осмотрел помещение 6-го этажа этого дома, и сообщение т. Леонтьева считаю абсолютно правильным. Тов. Ежов должен нести ответственность за безобразия, которые допустил аппарат НКВД и Наркомвода при ремонте этого дома»^{456}.

В тот же день записку Леонтьева Молотов направил членам Политбюро Л. М. Кагановичу и А. И. Микояну, своему заместителю Н. А. Булганину и самому Ежову, сопроводив их следующим указанием:

«Прошу ознакомиться, а т. Ежова — дать объяснения. Надо обсудить это дело»^{457}.

Чем закончилось обсуждение, неизвестно, но, в любом случае, это была пока еще только пристрелка, а орудия главного калибра ударили по Ежову лишь в конце января 1939 г., когда была наконец завершена передача дел по НКВД новому руководству Наркомата.

Первоначально предполагалось, видимо, что дела будут сданы в течение нескольких дней после освобождения Ежова от обязанностей наркома внутренних дел. Однако из-за не вполне адекватного состояния Ежова эта процедура все откладывалась, и 5 декабря 1938 г. Политбюро пришлось даже принимать специальное решение «О приеме-сдаче дел по НКВД», в котором говорилось:

«Обязать т. Ежова, бывшего наркома внутренних дел, сдать дела по НКВД, а т. Берия, наркома внутренних дел, принять дела.

Сдачу и приемку дел произвести при участии секретаря ЦК ВКП(б) т. Андреева и зав. ОРПО ЦК т. Маленкова.

Сдачу и приемку дел начать 7 декабря и закончить в недельный срок»^{458}.

Однако ни в неделю, ни в месяц уложиться не удалось. Ежов под разными предлогами уклонялся от посещения НКВД, процесс передачи дел затянулся, и, в результате, когда 29 января 1939 г. приемный акт был, наконец, подписан, в него вошло множество самых разных обвинений в адрес Ежова, которые подручные Берии сумели получить к этому времени от арестованных чекистов.

Сам акт приемки до сих пор не рассекречен, однако некоторое представление о содержащихся в нем претензиях к бывшему руководителю НКВД можно получить из сохранившихся в архиве черновых записей Ежова на эту тему^{459} и нескольких опубликованных фрагментов.

Судя по ним, приемный акт представлял собой подборку свидетельств и документов, фиксирующих недостатки в работе НКВД и указывающих на допущенные Ежовым многочисленные ошибки, которые либо граничили с должностными преступлениями, либо таковыми и являлись.