Ежов. История «железного» сталинского наркома

— Да, я помню, что это было. Я боялся, что Мнацаканов разоблачит меня как немецкого шпиона. Мне хотелось, чтобы его быстрее расстреляли, и я добился этого.

На этот раз Родос был доволен своим подследственным, его показания укладывались в заранее продуманный план и закрывали много неясных вопросов. Он кивнул заслужившему папиросу Ежову на лежавшую на столе пачку. Пока бывший нарком закуривал, Родос достал из папки копию машинописного текста.

Это было какое-то бессвязное обезличенное сообщение то ли подследственного, то ли осведомителя, а может быть, просто выдержка из анонимки. Интересоваться источником оперативной информации в НКВД считалось недопустимым и, получив эту бумагу от Кобулова, Родос не стал ничего уточнять.

Кто-то сообщал об имевшей место в 1934 году любовной связи Ежова с некой Стеффорн, чешской и немецкой шпионкой. До этого Родос раза три читал текст, но так и не понял, кто же такая эта Стеффорн — сотрудница НКВД, жена сотрудника ИНО в Берлине или то и другое одновременно. Ежов якобы предлагал ей выйти за него замуж, но она отказалась, а потом жалела об этом. Но вскоре нашла себе нового мужа, некого Петрушева. Когда Стеффорн посадили за шпионаж, Петрушев просил через Евгению Ежову похлопотать за нее перед мужем, но это не дало результата. Вот и все сведения.

Родос задумался. Ежов уже назвал с десяток немецких шпионов, с которыми он работал в Москве, поэтому чешка Стеффорн вряд ли здесь необходима. Но она могла бы сыграть свою роль в моральном разложении Ежова, что сейчас очень важно.

— Вы были знакомы с некой Стеффорн?

— Может быть, напомните, кто это такая.

— Напомню. Это ваша любовница, чешка, на которой вы даже хотели жениться, но она предпочла вам какого-то Петрушева.

— Может быть, это Елена Петрушева, подруга Евгении, они познакомились еще в Германии в конце двадцатых. Но…

— Расскажите о ней подробно.

— Женя говорила мне, что у Лены отец был немецкий еврей из Праги, а мать то ли чешка, то ли полька. Она была замужем за загранработником и жила с ним какое-то время в Германии.

— Этот муж был сотрудником ИНО ОГПУ?

— Не знаю, об этом разговор не заходил. Она где-то в тридцатом году бросила его и уехала в Москву. Я фамилии этого мужа тоже не знаю. Потом она за Петрушева вышла замуж. Я с ним пару раз виделся, представительный такой мужчина. Он говорил, что его отец был известным дореволюционным фотографом, лучшим в России и очень богатым. А сам Петрушев работал в каком-то издательстве, то ли тоже фотографом, а может быть, и художником. Жена мне говорила, что он рисует хорошо, дома у них его картины висели.

— Вы мне про картины-то не заливайте, не уходите от сути вопроса. Петрушев просил вашу жену помочь через вас Стеффорн, когда ее арестовали за шпионскую деятельность в пользу Германии.

— Евгения Соломоновна об этом мне ничего не говорила. Мы вообще условились с ней, что она не будет меня просить за арестованных чиновников и вредителей. Как-то попросила помочь мужу подруги, которого взяли за вредительство на заводе, а я сказал, что мне нельзя этого делать, может раскрыться моя сущность, и тогда мы оба погорим. С тех пор она меня такими просьбами не утруждала.

— Все это так, Ежов. Но вы уходите от вопроса о своей любовной связи с этой Стеффорн, или Петрушевой. Расскажите-ка об этом.

— Елена была интересной женщиной, мне она нравилась. Несколько раз она приходила к нам на квартиру, это было, кажется, в конце тридцать четвертого года. С ней была еще одна женщина. Мы выпили. Когда с ней вдвоем курили в другой комнате, я начал ее обнимать и хотел договориться встретиться у нее на квартире, так как она сказала, что ее муж, Петрушев, отдыхает на курорте в Кисловодске. Я попросил у нее телефон, чтобы созвониться на следующий день. Но она сказала, что телефона у них нет. Наврала. Я помнил, что жена звонила ей домой. Значит, не захотела со мной сблизиться.

— Она что, не работала, все время дома сидела?

— По-моему, она была машинисткой на дому, но может быть, я и ошибаюсь.

— И что же, вы с ней больше так и не встречались? Неужели ее в постель сложно было затащить?

— Я больше не пытался этого делать. После тридцать четвертого года я ее не видел, Женя больше не стала приглашать ее к нам.

— Что так?

— Елена стала нехорошие разговоры с ней вести, непартийные, политически вредные. Про голод на Украине, где у нее жили какие-то родственники. Наверное, выявляла, как моя жена к этому отнесется. К тому же Евгения от одной своей подруги слышала, что Петрушева, выпив немного, намекнула ей, что сотрудничает с НКВД.

— Ежов, вам нет смысла врать. У нас есть сведения и доказательства, что вы долгое время сожительствовали с этой женщиной, хотели ради нее бросить жену, делали ей дорогие подарки и в пьяном виде выбалтывали ей государственные секреты. У меня нет времени вытаскивать из вас каждое слово. Сегодня в камеру вам дадут карандаш и бумагу, и напишите подробно о вашей грязной связи с этой потаскухой. И не забудьте указать, что ваше полное моральное разложение привело к тому, что вы стали шпионом и предателем.

— Хорошо.