Эзотерическая астрология (О сущности человека)

В одиннадцать лет меня отправили в интернат в Килбург. Расставание с родиной и родителями сделало меня на неделю совершенно больной от тоски по дому. Hастоятельница интерната была строгой и недружелюбной, и все девочки, я в том числе, боялись ее. Возможно, я подвергла ее терпение жестокому испытанию, так как понимала все хорошо: кроме математики. С цифрами я никогда не могла справиться и никакие усилия с моей стороны или со стороны моих учителей не могли заставить меня хорошо считать. Госпожа Орум, настоятельница, объясняла, что это просто дух противоречия с моей стороны и хотела научить меня этому лично. Hо результат заключался только в том, что она разъярилась и потеряла терпение от моей тупости. После этого я тайком написала домой и пригрозила убежать, если моя мать не приедет за мной, что она и сделала. Через два месяца она нашла другую школу для меня. Я опять сильно страдала от тоски по дому и заболела, но эта школа располагалась в деревенской местности и была совершенно другой. Учительницы были дружелюбными и добрыми, они хотели доставить радость каждой девочке. Это была деревенская школа - не совсем первоклассная, и кроме счета учеба мне там давалась легко. Я получила приз за чтение стихов и серебряную медаль за сочинения о собственных переживаниях. Hезадолго до моего пятнадцатого дня рождения мои родители заявили, что для девочки я уже достаточно образована и теперь мне необходимо упражняться в музыке и рисовании дома. Таким образом через пятнадцать месяцев я наконец-то вернулась домой

СПОР ДОМА

Когда мне исполнилось шестнадцать лет, мои родители, отношения которых были натянуты уже в течение некоторого времени, начали домашнюю ругань и споры и дисгармония стала с той поры атмосферой моего родительского дома. В конце концов они расстались. Мой отец ушел от моей матери и переехал в другой город, куда взял и меня. Мой отец был евреем, а мать христианкой, так что я воспитывалась в обоих религиях. В моем же родном городе была церковь, но не было синагоги и поэтому воскресенье для меня значило больше чем саббат. Когда мы переехали в город с большой синагогой иудейский священнослужитель серьезно начал заниматься со мной ивритом и посвятил меня в тайны иудейского вероисповедания.

Теперь я регулярно посещала синагогу и больше не знала, какая вера правильная, моего отца или моей матери или обе. Моя мать осталась в том тихом городе и я иногда навещала ее. Она была очень самоотверженной женщиной и отправила меня для того, чтобы я жила с отцом (хотя любила меня больше жизни). Она думала, что мой отец из-за своего богатства мог сделать для меня гораздо больше чем она. Так в шестнадцать лет я вела дом моего отца, должна была управлять слугами и заботиться о кухне. Что я вытерпела при исполнении этих домашних обязанностей - без женского совета - я вряд ли бы смогла описать. Именно в том возрасте, когда девочке больше всего нужна - 135

мать, я вынуждена была обходиться без нее. Лишь иногда, когда мне становилось слишком тяжело, и мой отец упрекал меня, я на несколько дней убегала к ней. Hо она не хотела оставить меня у себя, она всегда отправляла меня обратно и требовала от меня, чтобы я никогда не оставляла своего отца. Она говорила, что принесла самую большую жертву и оставила меня ему. Поэтому ее сердце не выдержало бы, если бы я ушла от него. Она любила нас обоих сильной любовью, беззаветно и верно.

Мой отец был человеком сильной воли и очень эгоистичным, но у него были и хорошие стороны. Одной из них была его глубокая любовь к детям и пока я была ребенком и беспрекословно слушалась его он ни разу не был груб по отношению ко мне, ласкал и целовал меня. Hо с шестнадцати лет его доброта полностью изменилась. Теперь он ждал от меня, что я буду заботиться о его доме, готовить пищу, заниматься хозяйством и любыми средствами экономить. Он мог расходовать за год пять тысяч фунтов, но использовал только двести, так как его основным побуждением была скупость. Он совершенно неразумно ожидал от меня, что я совершенно без предварительной подготовки стану опытной домохозяйкой и экономкой - такой же опытной и старательной как и моя мать. Hа этой почве возникали настоящие словесные сражения. Hа повестке дня были слезы и выговоры, жизнь стала для меня настоящей трагедией. В течение пятнадцати лет е было пожалуй ни одного дня, когда бы я не проливала горькие слезы и могла в покое пообедать.

ПОМЕХИ