Эзотерический мир. Семантика сакрального текста

Ю. Ш. Если у Вас имеются дурные привычки, скажем, к историческому и культурологическому объяснению, то поскорее избавьтесь от них. До добра они Вас не доведут. А говоря всерьез, если Вы заранее культуру ставите над богом, рассматриваете Священное писание только как культурный текст, то Вы безнадежны. Вы, фактически, априори ввели предпосылку, с которой я согласиться не могу. Какая же беседа между нами тогда возможна? Как Вы, «профессиональный философ», противопоставляете идею и реальность? А Платон — дурак, что ли? В христианском монотеизме бог есть «тот кто есть», именно это выражает Его имя Яхве, а «идея бога» — это нелепый мыслительный конструкт.

Научно-философский и религиозный способ мышления в Вашей бедной голове не совмещаются по очень простой причине. О втором Вы не имеете ни малейшего понятия, т. е. совмещать Вам нечего. А у человека, живущего и в том, и в другом, они не просто совмещаются, но взаимно усиливают друг друга. Примеров здесь не так мало: св. Фома Аквинский, св. Альберт Великий, Б. Паскаль, Коперник, А. Швейцер, П. Тейяр де Шарден… никакой это не компромисс и не шов, а взаимное воспоминание. Именно перечисленные выше, и с ними Ваш покорный слуга, обладают целостностью, а Вы только к этому стремитесь, выбрав заведомо не ведущий к цели путь — вырезания одной половины личности. Вы рассуждаете о религии как евнух о женщинах: знает, что они привлекательны, но ощутить это не может. И никто ему объяснить не сумеет.

В. Р. А как Вы решаете проблему Зла, и что именно имеете в виду, говоря о Боге. Бердяев, например, споткнулся на этих проблемах. Так как для него Бог и Зло несовместимы, он пришел к выводу, что наш мир без Бога, что он заброшен Богом, отдан во власть Сатаны. Далее, поскольку для него, как современно мыслящего человека, были неприемлемы натуралистические антропоморфные представления о Боге, он редуцировал Бога к идеям Свободы, Света, Любви и т. д. Но ведь когда мы, например, представляем Бога как Любовь или полноту Бытия, то спрашивается, что здесь остается от религиозной идеи? Тогда и я верю в Бога, поскольку верю в идеи Красоты, Любви, Свободы, Света. Но, с другой стороны, я прекрасно знаю, что в Бога я не верю.

Ю. Ш. Проблема существования зла задолго до Бердяева волновала Лейбница и многих других как проблема Теодицеи — оправдания Бога. Не хотите ли Вы, чтобы я между делом решил еще проблему Теодицеи? Почитайте-ка сначала литературу по этому вопросу. Прочтете — приходите.

В. Р. Кое-что я читал. Теперь о другом. Выше я говорил о своем беспокойстве относительно того, правильно ли я живу. Для религиозного человека правильно жить — это значит осуществить правильный выбор (к Богу), это жизнь в соответствии с его учением, наконец, как заповедовал Христос — помощь людям. И я по-своему стараюсь жить правильно. Для меня правильно жить — значит жить по совести и жить духовно. В России интеллигенция любит это слово, любит поговорить о духовности, и в этом понятии, на мой взгляд, много выспреннего, утопического, уводящего от реальной жизни. И все же заменить желаемый идеал жизни другим словом трудно. Да, хотелось бы жить по совести и духовно. Осознавая собственные представления о духовности, я бы сформулировал следующие четыре положения.

Во-первых, я стараюсь помогать другим людям, избегать зла в разных его формах; если могу, стараюсь противостоять ему.

Во-вторых, я понимаю, что моя жизнь только частично принадлежит мне, что она входит в жизнь в более широком понимании: продолжается, простирается в жизни моих близких, детей, друзей, в прошлом и в будущем. Для меня, например, общение с Аристотелем или Альбертом Швейцером не менее реальная и значимая вещь, чем общение с моими ныне здравствующими друзьями или с Вами. Кстати, по-моему, чтобы так общаться с Аристотелем или, Швейцером нужны душевные способности, сходные с теми, которые нужны для веры в Бога.

В-третьих, духовная жизнь предполагает, на мой взгляд, серьезное отношение к проблемам жизни и смерти, добра и зла, назначения человека и многим другим. Для меня жизнь с этими проблемами — естественное состояние: если бы я не смог над ними размышлять, то вряд ли смог бы жить.

В-четвертых, я стараюсь быть открытым для нового опыта, причем даже такого, который может опрокинуть мои фундаментальные убеждения. Здесь я рассуждаю так: поскольку я стараюсь жить по совести, я спокойно ожидаю и принимаю любой опыт. Да, я не верю в Бога, но если мне удастся пережить религиозный опыт и почувствовать Бога, почему я должен этого бояться и отвергать новую для меня реальность; тем лучше, значит есть жизнь вечная и моя личность вечно будет жить. Но если я этого опыта не буду иметь, то опять же со мной все в порядке, я стараюсь жить по совести и духовно.