Эзотерическое подполье Британии

«Я видел первый альбом Nurse With Wound в лондонских музыкальных магазинах, и он очень отличался от того, что в них обычно можно было купить, — вспоминает Беннет. — В конце концов мы со Стивом встретились и подружились. У нас было много общего, мы стали очень хорошими друзьями, регулярно встречались, ходили выпить и закусить. Замечательно было иметь такого союзника. Это позволяло делиться впечатлениями, делать что-то вместе, подстегивая и без того плодотворное творчество. Он был очень интересным парнем, талантливым художником с уникальным вкусом в литературе, музыке и искусстве. Временами осознанно непонятный, но всегда очень целостный. У него отличное чувство юмора, и с ним было здорово общаться. Он гордился своей необычной эзотерической коллекцией пластинок — в ней не было ничего, что можно назвать мейнстримом. По забавному совпадению, единственным исключением из этого был диск Essential Logic, где играл я». Знакомство с коллекцией Стэплтона подстегнуло Беннета, который начал черпать вдохновение в работах Альвина Люсьера, Уолтера Марчетти, Cro-Magnon, AMM, ранних Tangerine Dream и Роберта Эшли, тогда как Стэплтон в бескомпромиссной эстетике Беннета увидел нечто общее с собственным все более целенаправленным видением. «Он настоящий надсмотрщик, — говорит Стэплтон о лидере Whitehouse. — Что бы вы ни сделали, он сразу же это уничтожит, подняв уровень до максимума». Стэплтон ненадолго присоединился к Whitehouse, сыграв на их первых Live Aktions, где, по его словам, несмотря на репутацию конфликтной группы, вообще ничего не случилось. «Моя первая и, возможно, единственная ссора с Уильямом произошла через пару лет, когда эти записи издали, а моего имени там не оказалось, — переживает Стэплтон. — На первых выступлениях Whitehouse были Эндрю Маккензи из The Hafler Trio или Гленн Уоллис и я; Уильям выкрикивал оскорбления, а Дэвид Кенни сидел за пультом. Он убрал наши имена, заменив их обычными участниками Whitehouse. Я очень разозлился. По его словам, он решил, будто меня смутит такое упоминание, но это жалкая отговорка. Это моя единственная ссора с Уильямом, и поэтому я не слишком лестно отзывался о нем в интервью. Ситуация меня расстроила».

«Большинство первых выступлений организовывал Джорди Валлс из Vagina Dentata Organ, а позже — Филип Бест, — объясняет Беннет. — Они обманывали тусовку, говоря, будто мы некто вроде Human League, и когда мы начинали играть, нередко возникали проблемы. Пока нашим звуком не занялся Дейв Кенни из студии IPS, ребятам, занимавшимся на концертах оборудованием, очень не нравилось то, что мы исполняли. Кроме того, сами выступления были провокационными: во время них возникали беспорядки, потасовки, разные неприятности». «Я видел Уильяма Беннета всего пару раз, — говорит Фозергилл, — но, как ни странно, лучше всего мне запомнилась его любовь к испанской гитаре и страсть его отца к книгам. Не говоря о пушистых свитерах, противоречащих философии Come Org. Я считал Whitehouse неровной группой, хотя на пике их популярности они казались гораздо интереснее Throbbing Gristle».

«Это действительно очень тяжелая музыка, состоящая из малого, — сказал Дэвид Тибет Майку Барнсу из The Wire в мае 2001 года, выступая в программе Invisible Jukebox, где ставил „Shitfun“ Whitehouse. — Неестественный голос, высокие и низкие частоты, пространство — все это создает такой впечатляющий, нервирующий звук. Думаю, это было довольно тонкое творчество по сравнению с недавними примерами чисто машинного нойза». Барнс спросил Тибета, что он думает о конфликтном аспекте группы, подавляющем собственно музыку. «Конечно, на такой вопрос должен отвечать Уильям, — проговорил Тибет. — Он очень сосредоточен на всем, что делает, от флайеров и дизайна альбомом до концертов и даже заводов, выпускающих пластинки. Помню, в одном его раннем тексте говорилось: „Слушатель этого альбома испытает экстремальные ощущения, поскольку это самая радикальная и брутальная музыка всех времен“. Кроме того, он говорил, что вышел из либертарианской среды, и некоторые думали, будто он принадлежит к крайне правому крылу. Но я хорошо его знал, и это не так. Он был специалистом по де Саду, отлично знал римский упадок, был очень умным и образованным человеком. Конечно, после Whitehouse возникло много групп, использовавших шоковые приемы, но это уже скучно. Мне кажется, проект Уильяма был очень личным. Он следовал своей звезде и не тревожился, что журналы не берут у него интервью, или что его могут откуда-то выгнать. Он не шел ни на какие компромиссы. В то время (в начале восьмидесятых) было чудом видеть Whitehouse на сцене в течение пятнадцати минут, потому что потом приезжала полиция и выводила аудиторию из зала. Они провели удивительное выступление в Roebuck. Стив Стэплтон знал, как все происходит и когда надо убираться до начала кровопролития, но даже он получил стаканом в лицо и был вынужден обратиться в больницу».