Есть еще нечто, что нам представляется трудно отстаивать: мнение о том, что Данте был «каббалистом» в собственном смысле слова; здесь мы в особенности должны остерегаться, потому что мы знаем, что слишком многие из наших современников легко создают себе иллюзии по этому поводу, полагая найти Каббалу повсюду, где имеется хоть какая-нибудь форма эзотеризма. Не встречали ли мы масонского писателя, с важностью утверждавшего, что Каббала и Рыцарство — это одно и то же и, вопреки самым элементарным лингвистическим понятиям, что оба слова имеют одно и то же происхождение?[39]
Перед лицом таких неправдоподобных утверждений понятна необходимость быть осмотрительным и не довольствоваться несколькими смутными сходствами для того, чтобы делать из того или иного каббалиста; ведь Каббала — это прежде всего древнееврейская традиция,[40] и у нас нет никаких доказательств того, что на Данте оказывалось непосредственное еврейское влияние.[41] Это мнение родилось исключительно лишь из-за использования им науки чисел; но если эта наука действительно существует в древнееврейской Каббале и занимает там одно из самых важных мест, то она находится также и в других местах; не станут ли также утверждать, под этим же предлогом, что Пифагор был каббалистом?[42] Как мы уже говорили, Данте можно связать скорее с пифагореизмом, чем с Каббалой в этом отношении, который, весьма вероятно, знал из иудаизма прежде всего то, что сохранило в своем учении христианство.«Заметим также, — продолжает Элифас Леви, — что Ад Данте есть только негативное Чистилище. Объясним это: его Чистилище кажется отлитым в Аду как в форме, это крышка и как бы пробка бездны, и понятно, что флорентийский титан, взбираясь по ступеням в Рай, хотел бы ударом ноги отбросить Чистилище в Ад». В некотором смысле это правда, потому что гора Чистилища была образована на звездной полусфере из материалов, выброшенных из недр земли, когда образовалась бездна от падения Люцифера; но тем не менее в Аду девять кругов, которые являются как бы обратным отражением девяти небесных сфер, тогда как в Чистилище только семь подразделений; следовательно, нет точной симметрии во всех отношениях.
«Его Небо состоит из серии каббалистических кругов, разделенных крестом как пантакль Иезекииля; в центре этого креста цветет роза, мы впервые видим появление, публичное обнаружение и разъяснение почти категорическое символа розенкрейцеров». Впрочем, в эту же самую эпоху этот символ появился также в другом поэтическом знаменитом произведении, хотя может быть менее явным образом: в Романе о Розе. Элифас Леви думает, что «Роман о Розе и Божественная Комедия — это две противоположные формы (было бы более правильно сказать, дополнительные) одного и того же произведения: посвящение в независимость духа, сатира на все современные институты и аллегорическая формула великих тайн Общества розенкрейцеров», которое, по правде говоря, еще не носило это имя, и более того, повторяем, никогда не было (за исключением некоторых поздних и более или менее отклоняющихся ветвей) «обществом», конституированным в соответствии с внешней формой, которую предполагает это слово. С другой стороны, «независимость духа» или, лучше сказать, интеллектуальная независимость не была в средние века вещью такой исключительной, как это воображают себе обычно современные люди, и сами монахи не отказывались от довольно свободной критики, проявления которой можно найти в скульптурах соборов; все это не имеет ничего собственно эзотерического, в произведениях же, о которых идет речь, есть нечто гораздо более глубокое.
«Эти важные манифестации оккультизма, — говорит также Элифас Леви, — совпадают с эпохой падения тамплиеров, потому что Жан де Мен, или Клопинель, современник старости Данте, свои лучшие годы провел при дворе Филиппа Красивого. Это глубокая книга в легкой форме,[43]
это раскрытие тайн оккультизма столь же сведущее, что и у Апулея. Роза Фламеля, роза Жана де Мена и роза Данте родились на одном и том же розовом кусте».[44]