Ф. М.

– Дзутораствуйте, – пропищало неведомое созданье совершенно незнакомым Валере голосом, причем с сильным японским акцентом.

– Вы правда из Японии, что ли? – спросил Расстригин, обалдело вертя в руках карточку. – А почему в маске?

– Такой порядоку. В насей фируме пародзено.

Известно, что японцы обожают всякую униформу. Валера где-то читал, что у них в «Макдональдсе» официанты гамбургерами наряжены.

– А что у вас за фирма?

– Публишный дому, – с поклоном сказала собака и снова подхихикнула.

Валера сначала опешил, а потом засмеялся. Понял: это она так «publishing house» перевела.

– «Публишный дом» – это супер. Только по-русски правильно говорить «издательство». Сотрудничать хотите? Буду рад. Особенно с такой прикольной фирмой. Я Валера Расстригин. А вы – Инуяся-сан?

– Да-да, Инуяся, – закланялась японка.

– Снимайте маску, познакомимся.

Японка прикрыла лицо, то есть морду, ладонью.

– Хи-хи-хи. Нерьзя. Не пародзено.

Он развел руками:

– Ну не положено, так не положено. А по какому вы делу?

– Досутоевски.

Тут Валера, наконец, понял. И просиял. Он был уверен, что проект «Классика на CD» будет иметь резонанс. Идея – супер. На одном диске всё собрание сочинений, с указателями, с системой поиска, еще статьи про автора, биография, портреты и иллюстрации, комментарии, музыка. Штука затратная, но рано или поздно должна окупиться. Начал он с Достоевского. Чехов и Толстой были пока в работе.

– CD хотите? – понимающе кивнул он, прикидывая, сколько можно запросить за японские права.

– Нет, хосю пися-рука, – хихикнула Инуяся-сан.

– А?!

– Рука-пися, – поправилась японка. – Рукапися Досутоевски.

Вон она про что.

Расстригин немного скис.

– Вы про рукопись, которую мне Филипп Борисович Морозов предложил?

Был недавно у Валеры один интеллигентный дядечка, доктор филнаук. Он добыл где-то раннюю редакцию «Преступления и наказания», никогда не публиковавшуюся. Валера взял кусок для проверки, отнес самому лучшему эксперту, одной ученой старушке. Оказалось, в самом деле Достоевский.

Инуяся-сан радостно закивала:

– Мородзофу, Мородзофу!

– Да, собираемся печатать. Я уж договор подготовил. Сенсация – можно сказать, мирового значения. Я пока об этом молчок, потому что Филипп Борисович попросил. А вы откуда узнали? От него?

Снова кивок.

– Где он? Обещал в прошлую пятницу позвонить и не позвонил. А я его телефон задевал куда-то.

– Умирар, – сообщила японка. – Совусем.

И протянула копию свидетельства о смерти.

Валера ужасно расстроился.

– Надо же, не такой старый.

– Вот есё бумазька.

На стол перед издателем легла нотариально заверенная выписка из завещания Ф. Б. Морозова 1945 года рождения, проживающего там-то и там-то. Документом удостоверялось, что все права по принадлежащим ему рукописям и объектам интеллектуальной собственности в случае смерти завещателя переходят к его дочери, Александре Филипповне Морозовой. Завещание было свежее, от вчерашнего числа. Подписано в каком-то медицинском центре, в присутствии свидетелей. Всё честь по чести.

– Есё бумазька.

Умеют все-таки японцы работать. Эта Инуяся, хоть и выглядела в своей собачьей маске дура дурой, но к встрече подготовилась как следует.

Валера прочитал доверенность, написанную на листке бумаги аккуратным ученическим почерком: дочка покойного, та самая Александра Филипповна, поручала подателю забрать хранящуюся в издательстве «Культуртрегер» часть рукописи Ф. М. Достоевского.

– Хотите сначала в Японии напечатать? – огорчился Расстригин. – Я знаю, у вас там любят Достоевского. Четыре раза собрание сочинений переводили. Или даже пять. Жалко, конечно. Но ничего не попишешь – право публикатора. Только учтите: текст находится в общественном владении. Сразу после первой публикации я тоже его издам. Странно все-таки, что произведение русской классики впервые выйдет на иностранном языке. Много вы заплатили Морозовым, если не секрет?

– Секурет, хи-хи.

Издатель уже рылся в столе.

– Вот, держите. – Он протянул синюю кожаную папку, в которой получил рукопись от покойника. – Только бумажку от дочки оставьте. Для порядка.

Глаза в прорезях маски совсем не казались раскосыми. Или тень так падала?

Инуяся взяла папку, недоверчиво полистала страницы. Повела острой мордой из стороны в сторону, совсем по-собачьи.

Настороженно спросила:

– Сикоку?

– А? – не понял Расстригин.

– Сикоку денег?

Он пожал плечами:

– Нисикоку. Я Морозову аванс не платил. Договорились, что он будет получать 10 % от отпускной цены. Эх, жалко дядечку…

Японка встала, взяла папку и довольно долго разглядывала издателя, будто никак не могла на что-то решиться.

А потом взяла и сказала очень странную вещь:

– Ну, живи тогда, Валера Расстригин.

И, главное, чисто так выговорила, фактически без акцента.

Это она опять неудачно на русский скалькировала, предположил Валера. Как с «публишным домом». Наверно, по-японски «до свидания» буквально будет «живи тогда» или что-нибудь в этом роде.

– И ты живи, Инуяся-сан, – засмеялся он. – Дочке Морозова мои соболезнования. А прикид у вас в фирме, правда, супер. Никогда такого не видал.