Ф. М.

УСЛОВИЕ, ЗАКЛЮЧЕННОЕ МЕЖДУ КУПЦОМ 2 ГИЛЬДИИ Ф. Т. СТЕЛЛОВСКИМ И ОТСТАВНЫМ ПОДПОРУЧИКОМ Ф. М. ДОСТОЕВСКИМ

С.-Петербург, тысяча восемьсот шестьдесят пятого года, августа 15 дня.

Я, нижеподписавшийся подпоручик Федор Михайлович Достоевский, заключил настоящее Условие с купцом Федором Тимофеевичем Стелловским в том, что Достоевский собственное свое сочинение под заглавием «Теорийка» продал ему, Стелловскому, за аванс в сто семьдесят пять риксталеров с последующей по издании уплатою в семь тысяч рублей серебром на вечное время с переходом права издания и всех прочих прав к наследникам Стелловского.

К сему условию с. – петербургский 2 гильдии купец Федор Тимофеев Стелловский руку приложил.

/Подпись/

К сему условию отставной поручик Федор Михайлов Достоевский руку приложил.

/Подпись/

Составлено 1865 года, августа, первого дня в СПБурге в конторе маклера Б. Г. Брандта и подписано Ф. Т. Стелловским тогда же, а Ф. М. Достоевским в Висбадене того же месяца 15 дня в присутствии свидетелей коллежского советника Ивана Пантелеевича Суркова и его камердинера мещанина Прохора Савельевича Леонтьева.

/Подписи/

В маклерскую книгу под № 49 вписано.

/Подпись маклера/

– Документ интересный, но что это меняет? – пожал плечами Николас. – Авторские права сразу после первой публикации будут принадлежать всему человечеству. Не станут с вами общаться ни продюсеры, ни режиссеры, ни издатели. Зачем?

Улыбка Аркадия Сергеевича стала еще шире.

– То, что Морозов отнес свою находку сначала к коллекционеру автографов, потом к литературному агенту, потом к издателю, понятно. Но разве вас не удивило, что затем он обратился ко мне? Какое отношение депутат и портфельный инвестор имеет к Достоевскому? Эх вы, мастер дедукции. На всякого мудреца довольно простоты. – Сивуха рассмеялся. – Просто, когда Морозов в очередной раз перечитал это завещание, ему пришла в голову идейка получше. «С переходом права издания и всех прочих прав к наследникам Стелловского» – так сказано в «Условии». Морозов выяснил, какое потомство оставил Федор Тимофеевич Стелловский. И оказалось… Ну-ка, отгадчик ребусов, а?

– Не может быть! – пролепетал Ника.

– Да, Николай Александрович, да. По отцу-то я Сивуха Сивухой, но моя покойная матушка Октябрина Игнатьевна – урожденная Стелловская, родная правнучка Федора Тимофеевича, скончавшегося в сумасшедшем доме ровно сто тридцать лет тому назад. А я, стало быть, его праправнук и единственный наследник, поскольку иных потомков не обнаружено. Знаете, я уже решил, что мы с Олегом возьмем двойную фамилию. «Сивуха-Стелловский» звучит вполне аристократично, не хуже, чем какой-нибудь «Миклуха-Маклай» или «Говоруха-Отрок». Срок владения авторским правом – 50 лет с момента первой публикации, так что хватит и на мой век, и на век Олежки.

В сотне метров, запертый в своем логове, ждал своей участи его кошмарный отпрыск, а депутат с блаженным видом разглагольствовал о том, как чудесно заживут они вдали от России.

– …В Америке приятно быть богатым, не то что у нас. У нас сидишь в какой-нибудь «Ванили», обедаешь, любуешься видом на чудесный храм – и вдруг увидишь за окном бомжа или нищую старуху, лягушачья ножка в горле-то и застрянет. А там все сыты, одеты, ухожены. Ну, машина у соседа попроще и дом поменьше. На психику это не особенно давит. У меня еще многое впереди. Человек я не старый, нахожусь где-то в середине августа…

Заговаривается, дошло вдруг до Фандорина. От нервного шока.

– Какого еще августа?

Сивуха охотно объяснил:

– Это я сам придумал. Если человеческую жизнь уподобить одному году, получится, что мой возраст, пятьдесят лет, – это середина августа. Отличная пора. Время сбора урожая, а впереди еще и золотая осень. Ну и про бабье лето не будем забывать, – подмигнул он. – Калифорния, Голливуд, модельки, старлетки…

– Вы что, боитесь идти к сыну? – перебил Николас. – Время тянете?