ф р финал

И тут он обнаружил, что совершенно сух, словно и не плавал, не нырял. Не было ни времени, ни желания удивляться еще и этому — какая в том нужда? Быстренько оделся, натянул носки и обулся — и Озерная Красава обернулась в тот самый момент, когда он застегнул последний крючок — то ли угадала, то ли, что вероятнее, почуяла своим неведомым умением. Тарик наспех поискал в себе какие-то изменения, — должно же это странное купание что-то значить? — но ничего не обнаружил. То ли времени оказалось мало, то ли...

— Не пытайся, по людскому обыкновению, во всем доискаться до сути, — сказала Озерная Красава. — Я и сама не смогу объяснить, что с тобой произошло, потому что раньше никогда не встречалась с такими, как ты, отличными от обычных людей, и у меня неоткуда взяться нужным словам...

— А что во мне такого, чего нет у обычных людей? — жадно спросил Тарик, охваченный прямо-таки нестерпимым любопытством.

Умением видеть в небе цветок баралейника владеет далеко не он один. Умение видеть сквозь стены? Ага!

— То, что у меня есть... — сказал он и задумался, как поточнее подобрать слова. — Оно только в том заключается, что уже проявило себя, или найдется что-то еще?

— Безусловно, — ответила Озерная Красава, как показалось Тарику, нисколечко не задумавшись. — Что-то в тебе есть, дремлющее, спящее. Пробудится ли оно или нет, я не знаю. Поможет ли тебе купание в моем озере, я не знаю. Нет больше вопросов о тебе? Быть может, ты хочешь спросить что-то обо мне? Малыши задают вопросы такие же наивные и незрелые, как они сами. Взрослые умнее, но не всегда. Находились такие, что в первую очередь спрашивали, есть ли у меня клады. Наивность поразительная! Даже если бы у меня и были клады, неужели я бы их отдала тому, кто спросит? Кладов у меня нет.

— Что ты такое есть?

— Хороший вопрос, неглупый. Я часть натуры. Ты знаешь, что такое натура?

— Конечно, — сказал Тарик, широким жестом обвел обеими руками окрестности. — Натура — это все то, что не человек, все неразумное: животные и деревья, горы, скалы, реки...

— Прекрасно, — сказала Озерная Красава. — Были такие, что не знали этого слова «натура». Только ты чуточку неправильно сказал. Ты никогда не слышал в твоем мире, что натура бывает не только неразумная, но и разумная?

— Один раз, — сказал Тарик.

Был такой недолгий разговор у студиозусов, только он быстро завершился: пришли к выводу, что разумная натура — это придумка сочинителей жутиков, Стайвена Канга в первую голову, а наука к этому относится насмешливо и не признает. Даже студиозус Балле, порой склонный поругивать науку за верхоглядство, косность и еще за что-то непонятное (Тарик не стал просить объяснение этих заумных слов), на этот раз не ввязался в спор...

— Так вот, я и есть разумная натура. Чуждая и добру и злу, потому что такова уж натура. Против нее пакостят тоже неразумные стихии: против леса — пожары, против рек — засухи, против полей — суховеи... Ни при чем тут ни добро, ни зло, вот натура и не держит ничью сторону...

— Потому что не умеет, — сказал Тарик. — Мне вот пришло в голову... Если бы леса умели как-то выступать против пожаров, а реки — против засухи, неужели не стали бы бороться? А бороться — это и значит встать на чью-то сторону...

Он чуточку удивился сам себе: гладкие слова сами собой лились с языка, и на ум приходили мысли, над какими прежде не задумывался...

— Ты умный, — сказала Озерная Красава. — Давным-давно у меня в гостях был такой... Я тогда еще могла бродить по лесу, выходить на берег. И наткнулась на него в лесу, он еще не упал с ног, но обессилел изрядно. Пошел, как это называется, напрямик по незнакомым лесам и заплутал, никак не мог найти верной дороги, я его взяла к себе в гости, кормила и выхаживала...

— А потом?

Озерная Красава пожала плечами:

— А что могло быть потом? Я же не ем ни людей, ни животных, и пленников не держу, хотя иные и рассказывают обо мне такие байки. Потом ему стало у меня тоскливо, и он ушел. Я послала с ним птиц, — она кивнула туда, где по-прежнему лениво кружили над здешними камышами пестрые птицы. — И они его вывели на правильную дорогу...

— Получается, ты сделала добро, — сказал Тарик.

— Ну, не так уж чтобы совсем бескорыстно... — В ее глазах мелькнула обычная женская игривость, многое сказавшая Тари-ку. — Мне, как и людям, иногда хочется любви, а он был молодой и красивый. Занятно. Мы много разговаривали: и о добре и зле, и об умной и неразумной натуре... Он говорил то же, что и ты. Только раз встречала человека, говорившего об умных вещах. Обычно попадались гораздо более глупые. Иные выпытывали у меня про

клады и никак не хотели верить, что их нет, иные домогались любви, нимало не озаботясь тем, что они мне не нравятся, а были и такие, что ловили в моем озере рыбу, ничуть не заботясь, что ей предстоит нерест... А он был совсем другой. Это понятно: он жил в таком доме... где те, у кого много знаний, передают их тем, у кого знаний мало. Только там были не дети, а юноши...