Он открыл глаза, чувствуя легкую слабость в коленках — приятную и радостную. Тами тщательно вытерла губки батистовым платком и убрала его в сумочку. Ее личико было безмятежным, прямо-таки невинным — ну да, девчонки так и выглядят после самых разнузданных забав, а вот его физиономия, он чувствовал, расплылась в чуточку дурацкой улыбке до ушей, и ничего с этим нельзя было поделать — вот наконец и он это испытал, и не с кем-
нибудь, а с самой красивой девчонкой с улицы Серебряного Волка и уж точно кучи окрестных, пленительной озорницей с сиреневыми гаральянскими глазищами...
Глядя на него лукаво и пытливо, Тами спросила:
— А ты и теперь будешь меня целовать?
Чуточку неуклюже сграбастав ее в объятия, Тарик поцеловал крепко и долго, чтобы развеять любые сомнения, хрипловато спросил:
— Тами, ты будешь моей девчонкой?
— Нет, дурачок, — безмятежно, с невинным личиком ответила Тами. — Я жутко развратная, ты еще не понял? Перед каждым встречным бухаюсь на коленки, а потом подол задираю... Конечно буду, только твоей и ничьей другой. — И, прижавшись к нему всем горячим телом, гибким и сильным, зашептала на ухо: — Это просто наваждение какое-то, правда... Как только тебя в первый раз увидела, подумала: погибла девочка. И запечалилась: а вдруг у тебя кто-то есть, и ты не захочешь ее оставить ради гаральянской дикарки? Вот была бы тоска...
— Ты самая прекрасная дикарка на свете, — прошептал Тарик. — И никого у меня не было... зато теперь есть... Все ведь прекрасно?
Они так и стояли, крепко обнявшись, прямо-таки вцепившись друг в друга. В душе Тарика мешались разнообразные чувства: и гордость оттого, что и с ним это наконец произошло, и несказанная нежность к сиреневоглазой девчонке с горячими губками, и яростная убежденность в том, что грядущее будет счастливым и безоблачным.
Тами прошептала на ухо:
— По правде, это у тебя в первый раз?
Он не сразу, чуть переборов себя, честно ответил:
— В первый...
В шепоте Тами прозвучала уже знакомая легкая насмешка:
— Значит, я тебя совратила, наглая дикарка?
— Глупости, — сказал Тарик.
— А хочешь, я буду не просто твоей девчонкой, а твоей женщиной?
— Хочу, — сказал он, задохнувшись от нежности и счастья.
— Буду. Нынче же ночью. Это не я тебя совратила, это ты меня приворожил, сама не знаю как. Меня еще никогда не привораживали, но это мне очень нравится...
И тут, страшно некстати, мелодично забили единственные на белом свете часы. Кирпичом хотелось в них запустить, но не было под рукой кирпича. Ну что же, главное произошло, главное сказано...
Глава 7
Дальнейший путь они проделали держась за руки, переплетя пальцы, что было вполне политесно: непозволительно только разгуливать на людях в обнимку. Время от времени Тарик ловил лукавый взгляд Тами и воспарял к небесам, а в ушах у него так и звучало: «Нынче же ночью». От радости и предвкушения он, конечно, не потерял соображения полностью, но стал неуклюжим, по сторонам смотрел плохо и пару раз едва не налетел на встречных. Правда, те, что помоложе, и даже один дворянин, старше Тарика самое большее годочков на десять, глянув на Тами, понимающе ухмылялись и не предъявляли претензий, а дворянин, явно не из спесивцев, даже посторонился, что было с его стороны крайне благолепно. Один только раз пожилой Ювелир с брюзгливой физиономией что-то проворчал вслед касаемо упадка нравов у нынешней молодежи, чем настроения нисколечко не испортил.
Вот только на Аксамитной ожидала неприятность — ну, из тех, что портят настроение ненадолго...
На прежнем месте (несомненно, снова прогнав Малышей и Недорослей) вольготно разместилась ватажка Бубы-Пирожка. А впрочем, есть весомые основания впредь именовать ее ватажкой Бабрата. Означенный восседал на почетном для всякого ватажника месте,
в торце стола из некрашеного дерева, а Гача и Гоча разместились по его левую руку, Буба — по правую. Судя по уныло-покорной физиономии, он уже смирился с потерей титула ватажника. А рядом с Бабратом восседала Шалка, вся из себя глупо напыщенная. В волосы вплетены новехонькие атласные ленты, а вместо обычных бронзовых сережек — серебряные, пусть и не особенно большие, незатейливые. Очень может оказаться, крохотные зеленые камушки в них — не обманки20
, а настоящие смарагдики, хотя, конечно, не особенно и дорогие из-за маленького размера. Судя по тому, что уже известно из первых наблюдений за Бабратом, не будет ничего удивительного, если окажется, что Шалку он не просто ставит на коленки, к чему ей не привыкать, а жулькает досыта, — но не похоже, чтобы ее угнетало такое состояние дел...