Фаберже для русской красавицы

– В том-то и дело, что на заводе все было нормально и ехать ему туда было совершенно не за чем. А гнал он на большой скорости и не справился с управлением.

Меня пригласили на опознание. При виде трупа мне стало дурно.

– Это он так во время аварии побился? – прошептала я, глядя на изуродованное тело.

– Ну а где еще-то? – удивленно посмотрел на меня Человеков.

У меня имелись на этот счет свои подозрения, как и насчет аварии, но я решила попридержать их при себе. Коле уже все равно ничем не поможешь, а себе самой следует.

Перед прощанием я спросила у Человекова про коллекцию. Органы знали, что находили копии, а не подлинники?

– Конечно, – улыбнулся Ильич.

– Но молчали, – заметила я.

– А ты что хотела?! – Он помолчал и добавил: – А вообще я горжусь нашими людьми. Только почему-то все по-настоящему талантливые, которых я встречал, связаны с криминалом.

– Может, они просто не нужны нашему государству? – высказала предположение я.

Вернувшись из морга, я взяла из бара бутылку коньяка с намерением напиться. Чувствовала я себя погано – не физически, на душе было муторно. Я понимала, что никогда точно не узнаю, сам Некрасов разбился или ему помогли. Следствие, как сказал мне Ильич Юрьевич, считало самого Некрасова виноватым, версия предумышленного убийства не рассматривалась.

Андрей позвонил через неделю после похорон, когда на меня свалилась куча проблем – ведь Некрасов оставил мне все свое имущество. Голованов сказал, что звонит из Аргентины и свяжется со мной после возвращения – может, через месяц, может, через два. У меня будет время подумать о наших отношениях.

Я пожелала ему удачи. Я радовалась, что он сейчас уехал. Во-первых, мне не до него, во-вторых, мне в самом деле надо очень хорошо подумать о том, смогу ли я быть с этим мужчиной.

Вечером в программе новостей сообщалось об обнаружении в Аргентине сокровищ Третьего рейха, вывезенных немецкими офицерами. Меня разобрал истерический смех. Нет, пожалуй, я все-таки встречусь с Головановым – через месяц или два. Иначе мое любопытство не даст мне покоя.