Фабиан. История одного моралиста

Фабиан выглянул на улицу, увидел автобусы, что, будто слоны на роликах, катились по кайзер-аллее, и на секунду закрыл глаза. потом перелистал несколько страниц и пробежал глазами предисловие. сорок пять лет было декарту, когда он возвестил свою революцию. он участвовал в тридцатилетней войне. маленький человек с великой головой. «свободен от всех забот». революция в одиночестве. голландия. грядка тюльпанов перед домом. фабиан засмеялся, отложил философа в сторону и надел пальто. в коридоре он встретил господина трегера, коммивояжера с незаурядной потребностью в дамах. они раскланялись.

Вторая квартира лабуде находилась в центре. лишь немногие знали об этом. сюда он перебирался, когда фешенебельные кварталы города, благородная родня, дамы из хорошего общества и телефон начинали действовать ему на нервы. тут можно было предаться своим научным и социальным увлечениям.

— Где ты пропадал на прошлой неделе? — спросил фабиан.

— Об этом позже.

— А как твоя невеста?

— Спасибо, хорошо, — отвечал лабуде и выпил стоявшую перед ним рюмку коньяку. — я был в гамбурге. леда шлет тебе привет.

— Что слышно о тайном советнике? он прочитал твою работу?

— Нет. у него нет времени, вечные защиты диссертаций, экзамены, лекции, семинары, да еще заседания в сенате. пока он ее прочтет, у меня вырастет борода до колен. — лабуде налил себе еще коньяку и выпил.

— Не волнуйся. эти типы удивятся, как ты на основе сочинений лессинга сумел воссоздать острый ум и ход мыслей этого человека, которого они до тебя, никогда его не понимая, изображали как разум, работающий на холостом ходу.

— Боюсь, их удивление будет чрезмерно. психологически оценивать каноническую логику покойного писателя, обнаруживать его логические ошибки и самостоятельно трактовать их как исполненные смысла события, демонстрировать личность гениального человека, колеблющегося между двумя эпохами, на примере давно выставленного на продажу классика — это все их только разозлит. мы подождем. оставим старого сакса в покое. пять лет я анатомировал, разбирал на части и вновь собирал этого господина. тоже мне, занятие для взрослого человека! рыться в восемнадцатом столетии, как в мусорном ящике! возьми себе стакан.

Фабиан достал из шкафа рюмку и налил в нее коньяку.

Лабуде смотрел прямо перед собой.

— Сегодня утром в государственной библиотеке я присутствовал при аресте одного профессора, синолога. за прошлый год он украл в библиотеке и продал несколько редких изданий и рисунков. профессор стал белым как мел, когда его схватили, и опустился на ступеньку. ему дали холодной воды. а потом увезли.

— Человек ошибся в выборе профессии. зачем, спрашивается, ему понадобился китайский язык, если он в конце концов стал воровать? плохо дело. уже и филологи принялись разбойничать.

— Пей скорее, и пойдем! — воскликнул лабуде. они прошли мимо крытого рынка, прошли сквозь тысячи омерзительных запахов к остановке автобуса.

— Поедем к хаупту! — сказал лабуде.

Глава пятая Серьезный разговор в танцевальном зале Фрейлейн паула тайком бреется Фрау молль швыряет бокалы

В залах хаупта сегодня, как и каждый вечер, был «праздник на берегу моря». ровно в десять с галереи гуськом спустилось две дюжины проституток. все в пестрых купальных костюмах, гольфах и туфлях на высоких каблуках.

Те, что соглашались принять не менее «пляжный» вид, получали свободный доступ в ресторан и рюмку водки бесплатно. ввиду сократившихся доходов заведения приходилось прибегать к таким льготам. девицы сначала танцевали друг с другом, чтобы мужчинам было на что посмотреть.

Сопровождавшаяся музыкой круговая панорама роскошных женских форм возбуждала теснящихся у барьера коммивояжеров, бухгалтеров и мелких торговцев. распорядитель предложил поскорее расхватывать дам, что и не замедлило произойти. предпочтение отдавалось самым пышным и самым нахальным девицам. ниши были заняты в мгновенье ока. девицы, обслуживающие заведение, подмазали губы в знак того, что оргия началась.

Лабуде и фабиан сидели у самой эстрады. они любили этот ресторан, наверное, потому, что не были его завсегдатаями. диск телефона на их столике непрерывно светился. аппарат жужжал. кто-то хотел с ними говорить. лабуде снял трубку с рычага и сунул ее под стол. они вновь обрели покой. остальные шумы — музыка, смех, пение — их не трогали.

Фабиан рассказывал о ночной редакции, о сигаретной фабрике, о прожорливом семействе фишер и о кельнском соборе. лабуде взглянул на своего друга и произнес:

— Пора уж тебе выйти в люди.

— Но я же ничего не умею.

— Ты многое умеешь.

— Это одно и то же, — сказал фабиан. — я многое умею, но ничего не хочу. к чему выходить в люди? чего ради? предположим, я действительно выполняю какую-то определенную функцию. но где, спрашивается, та система, в которой я могу ее выполнять? таковой не существует, а значит, все бессмысленно.

— Почему? можно, например, зарабатывать деньги.

— Я не капиталист.

— Именно поэтому. — лабуде коротко рассмеялся.