Фабиан. История одного моралиста

Разве он не сказал Лабуде: «В твоем раю люди еще будут бить друг другу морду!» Разве элизиум со средним доходом в двадцать тысяч марок на каждого варвара — достойный человека итог?

Покуда он, сидя в зале ожидания, оборонял свою моральную позицию от исследователей конъюнктуры, в нем вновь зашевелились сомнения, уже давно червячками подтачивавшие его душу. Стоили те гуманные, порядочные, нормальные люди, о которых он мечтал, того, чтобы о них мечтать? Не стал ли этот земной рай, достижим он или нет, адом уже в воображении? А можно было бы вообще жить в такой позолоченный благородством век? Не привело бы это к полному идиотизму? Возможно, что плановое хозяйство, основанное на безудержной корысти, было бы не только легче переносимым «идеальным» состоянием. Имела ли его утопия лишь руководящее значение и была ли в качестве реальности так же мало желанна, как и мало достижима? Или он просто обращался к. человечеству, как к возлюбленной: «Хочешь, я тебе звезды с неба достану?» Такое обещание достойно похвалы, но беда, если оно будет исполнено. Что стала бы делать его несчастная возлюбленная со звездами, если бы он их ей притащил? Лабуде твердо стоял на земле, опираясь на факты, хотел двигаться вперед, но споткнулся. Он, Фабиан, не имея достаточного веса, парил в пространстве, но остался жить. А надо ли ему жить, если он не знает зачем? Почему нет больше в живых друга, который знал зачем? Умирают те, кто должен был бы жить, а живут те, кому следовало бы умереть.

В приложении к бульварной газетенке, лежавшем у него на коленях, Фабиан опять увидел Корнелию. «Юристка стала кинозвездой» значилось под фотографией. «Известный кинопромышленник Эдвин Макарт, — стояло дальше, — открыл фрейлейн доктор Корнелию Баттенберг, и через несколько дней она приступит к съемкам фильма „Маски госпожи Z“».

— Будь счастлива, — прошептал Фабиан и кивнул лицу на фотографии. В другой газете он опять увидел ее. В элегантной легкой шубке она сидела за рулем автомобиля, который он уже знал. Рядом с ней — высокий толстый человек, по-видимому, первооткрыватель собственной персоной. Подпись подтвердила предположение Фабиана. Он казался грубым и хитрым, как черт, не окончивший гимназии. Эдвин Макарт, человек с волшебной палочкой, как утверждала газета. Его новейшее открытие зовется Корнелия Баттенберг. Бывшая стажерка, она олицетворяла собою новый модный тип — интеллигентную немецкую женщину.

— Будь счастлива, — повторил Фабиан, пристально глядя на фотографию. Как давно это было! Он глядел на фотографию, как на могилу. Незримые таинственные ножницы перерезали все нити, связывавшие его с этим городом. Работы не было, друг умер, Корнелия досталась другому, что ему еще делать здесь?

Он осторожно вырвал фотографии, положил их в записную книжку, а газеты выбросил. Ничто больше не держит его, он стремится туда, откуда пришел: домой, в родной город, к матери. Он уже давно покинул Берлин, хотя все еще сидел на Ангальтском вокзале. Вернется ли он сюда? Когда рядом с ним расположились несколько человек, он встал, вышел на перрон и сел в поезд, который ждал сигнала к отправлению.

Скорее отсюда! Минутная стрелка вокзальных часов передвинулась. Скорее бы!

Фабиан сидел и смотрел в окно. Поля и луга мелькали, точно на гончарном круге. Телеграфные столбы делали приседания. Иногда в пляшущем пейзаже попадались махавшие ручонками босоногие крестьянские ребятишки. На выгоне паслась лошадь. Вдоль забора скакал жеребенок и мотал головой. Потом они ехали через темный еловый лес. Стволы поросли серыми лишайниками. Деревья стояли, как прокаженные, которым запрещено выходить из лесу.

Вдруг он почувствовал, что кто-то ищет его взгляд. Он обернулся, его соседи по купе, равнодушные люди, были заняты только собой. Кто же смотрел на него? И тут он увидел в коридоре фрау Ирену Молль. Она курила сигарету и улыбалась ему. Так как он не двинулся с места, она поманила его рукой. Он вышел в коридор.

— Просто комедия, как мы с тобой гоняемся друг за другом, — сказала она. — Куда ты едешь?

— Домой.

— Ты мог бы быть повежливей, — заметила фрау Молль. — Хоть бы спросил, куда я еду.

— Куда же вы едете?

Она прошептала, прижавшись к нему:

— Я в бегах. Один из постельных мальчиков выдал мое заведение. Мне об этом сказал сегодня утром полицейский чиновник, которому я платила двойное жалованье. Поедем со мною в Будапешт?

— Нет, — отвечал он.

— У меня с собой сто тысяч марок. Нам не обязательно в Будапешт, мы можем через Прагу проехать в Париж. Остановимся в «Клеридже». Или снимем маленькую виллу в Фонтенебло.

— Нет, — сказал он, — я поеду домой.

— Ну, почему? — настаивала она. — Я прихватила с собой и драгоценности. Если мы промотаемся, можно пошантажировать старых дур, которые бегали ко мне переспать с мальчиками. Мне известны кое-какие интересные подробности, глазки сделали свое дело. А может, махнем в Италию? Как ты насчет Белладжио?

— Нет, — сказал он, — я поеду к матери.