Фабио и Милена

Милена задумалась и не смогла найтись в ответе, кажется, будто от одной мысли об этом ее бок снова заколол, и она положила руку на рану, чувствуя, как та теплеет от воспоминаний. На ум приходила одна и та же картина как она, истекая кровью едва не лежит у собственного порога не зная откроют ли ей или так и придется умереть в одиноком тускло освещенном коридоре под тяжестью своих деяний.

Может именно в тот момент Милена соотнесла и вынесла для себя нечто важное, что засело глубоким корнем и разрослось вместе с подростковой резвостью у нее в голове? Может именно страх перед смертью подтолкнул ее на мысль, которая поджидала своего времени или же кровоточащая рана ныне полученная вдруг выявила перед ней всю правду, показав тем самым какую боль она привносит в жизни других и как мучительны минуты перед смертью?

Действительно было в той минуте нечто существенное для Милены, и открывшаяся воронка правды силилась поглотить свою владелицу. Милена была слишком молодой чтобы не страшиться смерти, но слишком храброй чтобы из-за этого бросать дело всей своей жизни, здесь выявлялось нечто сокрытое и глубинное, но увы недоступное и неведомое для столь юного ума. Милене вспомнилось как Фабио рассказывал ей одну очень своеобразную сказку так тонко граничащую с ее восприятием поставленного вопроса, и чтобы хоть как-то ответить отцу Милена сказала:

– Помнишь, как ты рассказывал мне в детстве сказку про папу умершего от горя? – Спросила она, так и не ответив на его вопрос. Фабио оживился и улыбнувшись кивнул.

– Ну конечно помню, ведь это правдивая история про непослушного мальчишку, который пренебрегая всеми правилами погиб от руки того, кого сам должен был и убить. Правда сказка эта совсем не замыкается на непослушном мальчике, она больше про его старика отца, который потерял сына и до последнего не смог поверить в случившееся. Старик сошел с ума от горя и умер в собственных слезах. Иным людям кажется, что сказка эта не имеет ни смысла, ни морали, но ведь сын пренебрег правилами, пошел по дурному пути и получил по заслугам… Так или иначе дело не только в нем… Трудно понять, что происходит в сердце отца или матери…, может там и начинается великая скорбь за своих отступившихся детей.

– Даже не знаю почему я вспомнила об этой истории.

– Хорошая она, с возрастом совсем по-другому понимаешь те или иные истории доченька.

– Мне нравилось, как ты ее рассказывал ночью.

– Ты упрашивала меня, заставляла, извлекала из меня эту историю, как же я ее не любил в ту пору. – Посмеялся Фабио, заставив улыбнуться и Милену.

– А мне все равно она нравилась.

– Да, детям никогда ничего не надоедает… Давай сегодня поможешь мне с обедом? Приготовим твои любимые пирожки с картошкой, а?

Милена как-то по-особенному с искоркой в глазах посмотрела на него и никаких слов не требовалось более. Они готовили неспеша, Милена сварила картофель, натерла гору сыра, Фабио замесил тесто, изредка кидая горстку муки в дочку и пронзительно смеясь над этим, а Милена оттряхивала прямо на него воду, когда мыла руки. Они постарались на славу и теперь наблюдали как жарятся пирожки на сковородке яростно булькая в масле, которое изредка поплевывало им. Запах стоял чудесный и распространялся по всей квартире. Милена иногда и вовсе забывала о своей ране, но та возвещала о себе резкой болью, пульсирующей и откликающейся по всему животу и спине.

И пока солнце светило им в окно они уже вовсю ели дымящиеся пирожки с чаем, сметаной и вареньем, оба обожгли себе языки и показывали их друг другу, хохоча и наслаждаясь вдвойне оттого, что приготовили их вместе.

Глава 4.

Со временем рана Милены начала проходить, правда иногда кровоточила из-за ее забывчивости. Фабио и Милена коротали время и, кажется, открыли для себя новую жизнь совсем не похожую на старую. Фабио более не чувствовал неудобств от стирки и уборки комнат, от глажки и мытья посуды и Милена, глядя на отца решила во всем ему помогать и, хотя Фабио настаивал на обратном все же ей удалось добиться своего и вскоре она не чуждалась любой работы по дому.

В один из вечеров она гладила постельное белье, а Фабио вывешивал постиранную одежду. В промежутках, когда он ходил в ванную за мокрым бельем, он посмеивался над дочерью, которая неумело гладила одежду и та отвечала отцу на насмешки грозным взглядом, после чего они дружно хихикали, продолжая и дальше заниматься своими делами.

Временами к ним заходил Эдуард проверить самочувствие и рану Милены. Она действительно пила все таблетки в сроки и старалась не делать резких движений чтобы рана не раскрывалась. Эдуард стеснительно улыбнулся Фабио однажды после осмотра и потерев руками сказал, что на днях уже можно будет снять швы. Фабио сияя от радости предложил Эдуарду остаться на чай, но тот поблагодарив за приглашение отказался, ссылаясь на пациентов, которые ожидали его. Он неловко извинился во второй раз при прощании и удалился.