Фабиола

Последние жестокие гонения на христиан произвели на нее глубокое впечатление. Она не раз говорила себе, как должна быть велика и свята та религия, которая заставляет людей идти на величайшие жертвы и заставляет их умирать столь мужественно; должен быть велик тот Бог, который дает силу матерям, женам и сестрам жертвовать безропотно сыновьями, мужьями, братьями и, пережив их, продолжать свою безотрадную жизнь, посвящая ее всю без остатка оставшимся единоверцам. Это был подвиг, который казался Фабиоле чудом, и чудо это совершалось на ее глазах. Ирина, пережившая мужа и брата, теперь бесстрашно приняла к себе Себастьяна. Не являла ли она собою великий пример самопожертвования, подвергая свою жизнь опасности для спасения человека, почти ей неизвестного? Но он был христианин и, как христианка, она спасала его. Нет, Фабиола пойдет к этой благородной, великодушной женщине. Если Ирина не примет ее, то она уйдет, покорно снося заслуженное презрение и ненависть. Но она не может оставить умирающего друга своего покойного отца, который столько лет посещал их дом, которого она привыкла уважать.

Когда она, наконец, благополучно достигла жилища Ирины и остановилась у дверей, сердце ее забилось с новой силой. Однако она опять преодолела себя и постучалась. Молодая, красивая девушка, изящно одетая, отворила ей дверь и, увидя незнакомку, смерила ее высокомерным и холодным взглядом.

— Что тебе нужно? — произнесла она отрывисто.

— Я бы желала видеть Ирину, — сказала Фабиола робко. Она уже научилась говорить спокойно и мягко и испытывала иное чувство, не похожее на все то, что владело ею когда-то прежде...

— Ирину? — повторила молодая женщина, — но Ирина тебя не знает. Она занята и не может видеть...

— Я подожду, — так же кротко, как и прежде, отвечала Фабиола. — Позволь мне подождать. Я пришла не из простого любопытства, а по важнейшему делу...

— По делу! Знаем мы эти дела. Приходит масса народа, и все с делом. Кто ты такая?

— Я Фабиола, римская патрицианка, — произнесла Фабиола с мгновенно проснувшейся гордостью. Она не могла сдержать возмущения от оскорбительных слов молодой женщины.

Отворившая казалась удивленною, узнав, что просто одетая посетительница оказалась патрицианкой, богатой и знатной, о которой она слыхала прежде. Тон Фабиолы произвел на нее впечатление. Она неохотно, но уже не так сурово посмотрела на нее, повернулась и сказала более вежливо:

— Подожди немного! — Затем она отворила дверь, впустила Фабиолу в комнату и вышла, спуская за собой занавесь двери.

Фабиола села и осмотрелась. Комната была невелика, чиста, но чрезвычайно просто, почти бедно, убрана; она освещалась одним овальным окном, выходившим на лестницу двора. Окно было прорезано в стене так высоко, что шедшие по лестнице не могли видеть, что происходит в комнате. Словом жилище Ирины, пройти к которому можно было только через черную лестницу и заднее крыльцо двора, казалось затерянным в огромном здании, и окна его были так высоки, что не привлекали внимания. Их можно было принять за слуховые, которые обычно делались под крышей.

«Убежище выбрано удачно, здесь трудно отыскать Себастьяна, — думала Фабиола, — но если его откроют... Ирина и дочери ее погибли... Это, наверно, ее дочь. Как она суха и надменна! Видно, что она озлоблена... Что удивительного?... После таких бедствий, таких потерь!... Узнаю только о здоровье Себастьяна и уйду — что мне тут делать? они глядят на меня, как на зверя, будто я сама посылала несчастных осужденных на смерть... Однако я должна понять, простить им эту ненависть. .. Может ли христианка не ненавидеть язычницу?...»

В эту минуту занавес приподнялся, и в комнату тихо вошла белокурая, лет сорока пяти женщина, бледная, худая, но еще прекрасная, несмотря на возраст и скорбь, выражавшуюся в каждой черте лица. Она была одета в простое темное платье, и приветливо поклонилась Фабиоле.

— Я — Ирина, которую ты хотела видеть, — сказала она. — Чем могу служить тебе? Голос ее был тих, и что-то сердечное, доброе звучало в нем.

Фабиола встала.

— Я пришла, — сказала она несмело, — узнать о... Поверь, что не любопытство, а участие... не злое намерение, а уважение к тебе и...

Фабиола была взволнована и не могла произнести больше ни слова.

— Сохрани меня, Боже, предполагать злое! — сказала Ирина. — За что буду я хотя бы мысленно оскорблять человека, которого не знаю? Успокойся, благородная Фабиола, успокойся и скажи мне, какое ты имеешь ко мне дело. Если я могу услужить тебе чем-нибудь, сделаю это с радостью!

Фабиола стояла пораженная. Ирина через несколько дней после казни всех своих близких, укрыв у себя Себастьяна, новую жертву языческого мщения, принимает язычницу и повторяет ей, что готова услужить женщине, которую встречает в первый раз в жизни!...

— Я пришла, — сказала Фабиола дрожащим от волнения голосом, — узнать о состоянии здоровья Себастьяна... Есть ли надежда спасти его?

Молодая женщина, сидевшая в углу комнаты, вздрогнула и встала. Она побледнела и была, видимо, испугана и разгневана. Фабиола заметила и это движение, и ее выражение лица.