Фабрика #17

– Приходите утром, – посоветовала кладовщица. – После утреннего совещания он уезжает к руководству, а там и до конца дня застрять немудрено.

– Не получается, я по утрам на обходе! Мне работать нужно, а не под кабинетами стоять.

Хмурая кладовщица пожимала плечами, дескать, соболезнует, но помочь не может при всем желании, ее дело маленькое и за начальство она не в ответе – оно гуляет само по себе.

На следующее утро отпросился у бригадира, сославшись на несварение. Соврал, что идет в медпункт и помчался в контору с надеждой, что сегодня повезет. Третья попытка обязана была оказаться успешной.

Пришел вовремя – совещание закончилось, и люди с озадаченными лицами выходили на улицу. Пришлось их пропустить, но войти не успел, потому что последним на свет выполз сам Подсыпкин. Коренев обрадовался и едва не полез обниматься.

– Добрый день! Я хотел бы с вами поговорить!

Подсыпкин радость Коренева не разделил, оглядел с головы до пят и сказал надменно:

– Я занят. Подходите после обеденного перерыва.

– Уже приходил! Третий день хожу, как дурак, а вас на месте нет! – Коренев понял, что не входит в число желательных собеседников нового начальника цеха. – Я требую, чтобы меня немедленно приняли!!! Сейчас же, или за себя не ручаюсь! Когда злюсь, становлюсь буйным.

Подсыпкин догадался, что легко отделаться не получится.

– Пройдемте ко мне, обсудим в спокойной обстановке, – сказал он обреченно.

Поднялись на второй этаж. Тогда Подсыпкин не решался открыть дверь, а теперь оказался полновластным хозяином кабинета.

– Говорите, но учтите, что у меня чрезвычайная занятость. Прошу быть кратким, – сказал Подсыпкин с порога.

– Я по поводу своего освобождения. Вы обещали помочь, посодействовать. У вас есть возможности, влияние…

– А в наш профсоюз вы вступили, когда я умолял? – ядовито отозвался Подсыпкин.

– Н-нет, я здесь не работаю, зачем мне куда-то вступать? Наоборот, я хочу отсюда сбежать и забыть, как страшный сон.

– Видите. Вам наплевать на фабрику, а мне – нет. Объясните, с какой стати я обязан вам помогать?

– Ну… Как же… – растерялся Коренев. – Я думал, вы за справедливость и законность в целом, а не только для работников фабрики.

– Индюк тоже думал…

Подсыпкин не походил на пламенного революционера, который ходил по углам и рассказывал каждому встречному-поперечному о «зажравшемся» руководстве.

– Да, я за справедливость, – сказал он с пафосом. – Но я патриот фабрики и в первую очередь обязан заботиться о нуждах рабочих, а не всяких отщепенцев, вроде вас.

– Раньше вы говорили по-другому, – заметил Коренев.

– Тогда я не был отягощен грузом ответственности и мог позволить себе определенные вольности. Нынче каждая минута моего пребывания на занимаемой должности на вес золота, у меня куча обязанностей и обязательств. Я должен работать без отдыха, чтобы удовлетворить хотя бы часть потребностей цеха. Меня ждут.

– Что мне делать?!! – вспылил Коренев. – Меня обманом заманили на фабрику и оставили без средств к существованию. Мой побег был вынужденной мерой, и я за это поплатился. А теперь?

– Зачем кому-то заманивать вас? – спросил Подсыпкин с недоверием. – Вы разбираетесь в производстве?

– Нет. Я обычный журналист средней руки.

– Нелепо. Мне кажется, у вас параноидальные наклонности. Посетите медпункт, вам выпишут направление на психиатрическое обследование.

Коренев с радостью согласился бы на клинику для психов, лишь бы она находилась за пределами фабрики.

– Выпустите меня! – взмолился он. – Я на все согласен. Хотите, вступлю в ваш профсоюз и заплачу членские взносы за год вперед? На два? На три?

– Взятка?

– Личная благодарность, – поправил Коренев. – Я же не прошу сделать что-нибудь противозаконное, я лишь хочу вернуть прежнюю жизнь.

Видимо, слова Коренева тронули Подсыпкина. Он миролюбивым тоном растолковал, что у него огромное количество обязанностей, и в них не входит задача вызволения заблудившихся журналистов. Он бы с радостью оказал посильную помощь, но на деле ситуация не так проста и однозначна, как представлялось. Бюрократия, конечно, может видеться со стороны вселенским злом, ставящим палки в колеса прогресса, но в действительности она позволяет соблюдать порядок и не дает впасть в пучину хаоса и беззакония.

Коренев кивал, с каждой фразой яснее понимая, что в этом кабинете он помощи не добьется. Подсыпкин доверительным тоном уговаривал потерпеть, пока ситуация не выровняется.

– Я же начальник – без году неделя, – говорил он. – У меня нет авторитета, да и в курс текущих дел я не полностью вошел. Нужно разведать общую обстановку, притереться, пообвыкнуться, завести правильные знакомства. А уже после идти в бой во всеоружии! Я бы и рад был помочь, если бы только от меня зависело, но – увы! – фабрика представляет собой сложный механизм, который непросто заставить вращаться в нужную сторону. Вы можете вообразить уровень хищений по цеху за прошлый квартал?

Коренев не мог.