Давление из-за необходимости заключить сделку, сделать хит начиналось с той первой секунды, когда твое имя появлялось на всех бумагах. А учитывая, что она женщина и пришла не из той сферы бизнеса, где вершатся дела, и тот факт, что она заменила Мартина и его такого же невезучего предшественника, Элеонор надо было суетиться. «Артемис» отчаянно нужен хит. И она не менее отчаянно хотела найти такой хит.
Заключить выгодный и безошибочно верный контракт.
Возможно, и Сэм это понимал. Но ему не подцепить ее на крючок, если она не оценит по достоинству его предложение.
Элеонор надеялась, что оно хорошее.
— Ну что ж, посмотрим, — сказала она осторожно.
Голдман кивнул и встал. Ей нравилось, как он двигается. Внезапно в голове вспыхнуло видение — он занимается с ней любовью, ласкает ее, доводит до экстаза. Должно быть, Том буйный в постели, необузданный, занимается любовью, как дикарь. Не так, как Пол. Халфин будто ставит очередную галочку в списке дел на день.
— Кстати, вы, ребята, будете свободны на ленч? В субботу? — Том спросил, уже стоя в дверях. — Мы с Джордан устраиваем маленькую вечеринку на яхте.
— Конечно, — сказала Элеонор.
На днях они были вынуждены отказать Уинтертонам, так что Пол задолжал ей выход. Ей нравилось проводить свободное время с Томом, подальше от рабочей суматохи.
Даже если это означало общение с куклой Барби, на которой он женился. Джордан Кэбот Голдман, двадцати четырех лет, с волосами до задницы и с грудью до горизонта, с детской мягкой кожей, глядя на которую Элеонор чувствовала себя морщинистой старухой. Феминистка, так и не сделавшая карьеру, с умственным развитием гораздо ниже бюста, но с безошибочным умением организовать правильную тусовку и участвовать в благотворительности. Элеонор не сомневалась, что ее фотография должна быть в словаре в качестве иллюстрации к понятию «образцовая жена».
Увидев Джордан в обтягивающем свадебном платье, изящной молодой рукой собственницы обнимающей потерявшего голову Тома, Элеонор почувствовала, как последняя надежда в ней завяла и умерла.
— Как мило со стороны Джордан вспомнить о нас. Мы будем рады, — весело сказала она и улыбнулась Тому.
На столе заверещал телефон.
— Никакого покоя тебе, несчастной, — ухмыльнулся Том, выходя из кабинета.
Восемьдесят девять… Девяносто… Девяносто один…
Дэвид Таубер отрывал торс от полированного деревянного пола домашнего гимнастического зала, сцепив руки за головой, вытянув перед собой загорелые бронзовые ноги, используя лишь хорошо развитые мускулы живота. Тяжелый рок грохотал, создавая подходящий шумовой фон. На красивом лице Таубера были написаны боль и решимость, когда он, наклоняясь, касался локтями правого, потом левого колена, потом бросал тело на пол и начинал все снова.
Девяносто три… Девяносто четыре…
Пот тек по загорелому телу, и все это отражалось в зеркальных стенах. Зато был и результат. Приз. Подарок. Двести пятьдесят фунтов крепких мускулов. И прослойка жира составляла всего тринадцать процентов.
Девяносто восемь… Девяносто девять…
Дэвид Таубер никогда не сдавался. Какую бы муку ни испытывали его мускулы.
Сто.
Ну вот. Все. Завтра, может, он дойдет до ста тридцати.
Таубер встал, чувствуя боль во всем теле. Он выключил музыку. Это была группа «Дарк энджел» с какой-то чушью про разбитое сердце. Это не его. Он предпочитал Гершвина и Кола Портера. Но если теперь его клиент — Зак Мэйсон, Таубер — самый преданный поклонник «Дарк энджел», с той самой секунды, как высохли чернила на подписи на контракте. Он собирался научиться любить эту металлическую музыку. Даже если она убьет его — Увидимся позже, значит?
Загорелая аппетитная блондинка нерешительно остановилась на пороге. Таубер скользнул взглядом по ее майке, плотно обтягивающей потрясающие настоящие груди, и по туго облегающим джинсам. Зад широковат, длинные мягкие волосы и глаза газели, туповатые, но с поволокой. Ему понравилось, что он тут же почувствовал желание, хотя удивительно, ведь он только что побывал у нее во рту.
А чего она ожидала? Неужели думала, что он пригласил ее на завтрак?
— Да, конечно, я позвоню тебе. Дара.
— Хорошо, — разочарованно сказала девушка, но у нее хватило ума взять сумочку и уйти.
Дэвид заглянул в спальню и увидел, что там все в порядке. Он улыбнулся. Может, он еще ей позвонит… Она подойдет на роль статистки в фильме, который скоро будет сниматься, если, конечно, сбросит фунтов десять. Но это просто, у нее детская пухлость. Ей ведь только шестнадцать. Зато в таком возрасте прекрасная кожа. Плюс к тому, подумал он, может, ему еще раз захочется. Она очень услужлива и уступчива, бреет между ногами и умеет работать ртом. Да и ушла вовремя.
Таубер вспыхнул, когда в голове возникла картинка — мягкие губы, накрашенные яркой помадой, как он и велел ей, двигаются, стараясь доставить ему удовольствие. Он снова ощутил желание, вспомнив ее совершенное чувство ритма, теплую влажность рта и работу языка. Он, конечно, позвонит ей.