Фабрика кроликов

Никогда не знаешь, какое обстоятельство станет поворотным моментом в расследовании. Когда Дэвид Беркович, он же Сын Сэма, в шестой раз собрался на дело, все места на парковке были заняты, и ему пришлось оставить машину у огнетушителя. Таким образом, ничего на первый взгляд не значащий парковочный талон помог арестовать серийного убийцу.[37]

Я располагал: ничего на первый взгляд не значившей видеозаписью; вляпавшимся по-крупному братцем; не в меру любопытным папашей, которому приспичило посмотреть видеозапись; подругой, день рождения которой совпадал с датой землетрясения. Невероятное стечение обстоятельств. Ну и конечно, не стоит сбрасывать со счетов мои собственные дедуктивные способности.

Я довез Дайану до дома, проскочил оставшиеся уилширские светофоры и через три минуты уже был в офисе ФБР. Терри появился всего пять минут спустя.

Вместе с Черчем, Коллинзом и дюжиной других агентов мы посмотрели исходник.

– Ясное дело, ваш Мюллер прав, – заметил Черч. – И все же пусть-ка наш Хогл озвучит свое авторитетное мнение.

Именно Дона Хогла Мюллер назвал «тамошним хакером». Хогл не отличался ни высоким ростом, ни мужественным подбородком, ни блондинистой аккуратной стрижкой, которыми голливудские режиссеры столь охотно наделяют агентов ФБР. Хогл был квадратный, компактный, педантичный, седой и с парой складок на животе, которые, по моему подозрению, мяли исключительно лица одного с Хоглом пола.

– Сколько времени в моем распоряжении? – спросил Хогл.

– Сейчас час дня. Распоряжайся временем как хочешь, но чтоб к двум был здесь.

Хогл явился без пятнадцати два.

– Я шесть раз все перепроверил, – заявил он. – Землетрясение, зафиксированное на пленке, могло произойти только двадцать третьего мая две тысячи второго года. Вариантов попросту нет. Я также сделал анализ голоса Дина Ламаара. Без сомнения, снимали именно его. Значит, сообщения о смерти Ламаара, наступившей двадцать первого мая того же года, сильно преувеличены.

Двадцать минут третьего явилась агент Кинья Чендлер, отслеживавшая федерального судью в загородном клубе «Хилкрест».

– У тебя проблемы? – спросил Черч.

Чендлер была привлекательная афроамериканка, явно состоявшая в очень удобной связи со своим боссом.

– Спасибо тебе, Гэрет, что заслал меня в клуб, где тусуются одни белые, – съязвила Чендлер. – Мне пришлось заплатить за три порции выпивки, прежде чем я нашла судью Аронсон. Зато когда я ей рассказала, какой у нас компромат на трех мастодонтов, она не только подписала ордер на обыск и арест, но и пообещала подписать еще один – на оскопление, если только я потружусь доехать до офиса и напечатать таковой.

– Отличная работа, – похвалил Черч. – Кстати, если тебе пришлось давать на чай за три напитка, внеси сумму в список расходов.

До моего звонка воскресенье в Бюро обещало пройти относительно спокойно, однако сейчас с выходного срочно вызвали множество агентов – каждые пять минут они вваливались в кабинет к Черчу. Тот отослал еще по десять человек в качестве прикрытия для команд, уже отслеживавших Кеннеди и Барбера.

– Видишь, еще двадцать агентов, поднаторевших в антитеррористических операциях, – и все, чтобы перехватить пару старых хрычей, которые на ладан дышат, – шепнул Терри. – А ты еще удивляешься, почему дефицит госбюджета превысил триллион баксов.

Команды, отслеживавшие пару старых хрычей, которые на ладан дышат, рапортовали каждые пятнадцать минут. Кеннеди с женой ходят по бутикам. Барбер поехал в Калвер-Сити повидать внуков. Лебрехт сидит дома в обществе дворецкого Фредди.

– А не мешало бы, прежде чем начинать операцию, побеседовать с этим Фредди наедине, – заметил Черч. – Если он знает что-нибудь существенное, уж я бы с ним столковался.

– Я знаю, как выманить Фредди из дома, – сказал Терри.

– И как же? – спросил Черч.

Терри ухмыльнулся:

– Прежде всего нам понадобится фургон бакалейщика.

В два сорок пять не менее тридцати человек, включая нас с Терри, двинулись в Оджай. Спустя еще час пятнадцать мы с Черчем трезвонили в дверной колокольчик Ирвина Перлмана. Ирвину было под семьдесят, однако энергичностью он превосходил дюжину щенят.

Узнав, что благодарной нации требуется его помощь и фургон, Ирвин едва не бросился нас обнимать.

– Я все понимаю, джентльмены. Я воевал во Вьетнаме. С пятидесяти шагов в муху попаду. Только скажите, что делать. Я к вашим услугам.

Черч объяснил, что мы желаем допросить Фредди Шляйхта по одному делу, имеющему отношение к ФБР, и от Ирвина требуется придумать уважительную причину, по которой его фургон мог бы сделать незапланированную остановку у резиденции Лебрехта.

– Элементарно, джентльмены. Дело в том, что каждый месяц моя жена печет шоколадные кексы, за которые душу продать не жалко. Мистер Лебрехт их обожает. У меня имеется распоряжение сообщать Фредди о каждой партии. Я сейчас просто позвоню ему и спрошу, не желает ли мистер Лебрехт свежих кексов.

– Думаете, он поведется? – усомнился Черч.

– Конечно! Я же звезда местной театральной труппы. Только что блистал в «Трамвае „Желание“».