Фабрика кроликов

Я положил письмо на колени и посмотрел вверх. И даже открыл рот. Но не придумал, что сказать Господу.

Глава 48

По дороге в синагогу Пенина Бенджамин держала шестилетнего Дова за руку. Ари уже исполнилось десять – взять его за руку на людях давно не представлялось возможным.

– Има, можно я пойду впереди? – спросил Ари.

– Можно, сынок. Только не беги.

Ари побежал. Дов выпростал ручонку и бросился за старшим братом. Через несколько секунд мальчики были на ступенях синагоги. Толкаясь, они протиснулись в двойные двери.

– Я первый! – заявил Ари.

– Так нечестно! – скривился Дов.

Братья замерли в дверном проеме и оглядели здание синагоги изнутри. Синагога была самая обыкновенная, новой постройки – таких немало в южной Калифорнии. Миляга архитектор все силы бросил на обработку Комитета по архитектуре, и тот признал, что пять тысяч лет иудейской цивилизации отлично укладываются в конструкцию из хрома и стекла; более того, в подобной конструкции даже Ветхий Завет производит впечатление не слишком ветхого.

У входа стояли несколько шамесов[21] с белыми гвоздиками в петлицах; при виде мальчиков они стали улыбаться, а один гостеприимно махнул рукой, приглашая войти. Братья не двинулись с места.

В синагогу вошла Пенина. Она была высока ростом и сложена как гимнастка; черные волосы до плеч на фоне алой шелковой блузки казались еще чернее, темные глаза с тревогой смотрели на сыновей. Все присутствующие тотчас забыли о мальчиках и как по команде уставились на Пенину.

– Има, – испуганно произнес Дов, – здесь нет ни солдат, ни охраны.

Пенина взяла сына за руку.

– Ничего страшного. В Америке все иначе. Не бойся, мы в безопасности.

Трое шамесов выстроились в ряд, чтобы поприветствовать красавицу.

– Я первый, – заявил тот, что приглашал мальчиков войти. Чтобы не быть голословным, он заработал локтями и протянул Пенине руку, хотя она была от него еще в целых десяти футах. – Шаббат шалом. Меня зовут Джерри Гольдштейн.

Пенина подала ему руку.

– Шаббат шалом. Я – Пенина Бенджамин. А это мои сыновья, Ари и Дов.

Шестидесятилетний Гольдштейн был низенький, плотно сбитый человечек с целой копной волос, прекрасно сохранившихся не только в плане густоты, но и в плане цвета – в копне до сих пор преобладали темно-рыжие пряди. Правда, к длинным густым усам, обрамлявшим зубастую улыбку, седина отнеслась не столь щадяще.

– Добро пожаловать в лучшую еврейскую конгрегацию во всей Коста-Луне, – продолжал Гольдштейн. – Причем не только лучшую, но и единственную.

– Здесь нет охраны, – перебил Ари. – Здесь нет металлоискателей. Здесь даже солдат нет.

– Вы приехали из Израиля, не так ли? – спросил Гольдштейн.

Ари кивнул.

– Мы не держим специальную охрану, – пояснил Гольдштейн. – Наши шамесы знают всех прихожан в лицо.

– А как вы определили, что у нас нет оружия? – не унимался Дов.

– Смотрите-ка, малыш тоже не промах! – Гольдштейн кивнул Пенине. – Подождите, я сейчас.

Он подошел к маленькому столику, открыл ящик, достал металлоискатель.

– Ну, ребята, вы таки сами напросились. Оружие на стол! – Когда металлоискатель реагировал на пуговицы или молнии, Гольдштейн напускал на себя серьезный вид. Закончив, он произнес: – А теперь проверим вашу маму. Мэм, откройте, пожалуйста, сумочку.

Пенина повиновалась, и Гольдштейн небрежно заглянул внутрь.

– Все в порядке. Служба начнется через пять минут. Проходите.

Гольдштейн провел Пенину и мальчиков по главному нефу.

– Миссис Бенджамин, вы сабра?[22]

– Нет, – улыбнулась Пенина. – Я родилась в Нью-Йорке, но с шести лет жила в Хайфе, потому и похожа на сабру.

– Приехали к родным?

– У меня здесь нет родных. Я хочу сводить детей в «Фэмилиленд». Они чуть ли не с рождения канючат. А тут наконец-то сделали хорошие скидки на авиабилеты, так что у меня и отговорок не осталось. Вот мы и приехали.

– А мы пришли, – улыбнулся Гольдштейн, остановившись у пятой от алтаря скамьи. – Познакомьтесь, моя жена Роберта. Дорогая, это семья Бенджамин. Пенина, Ари, Дов. Они прилетели из Хайфы.

Роберта Гольдштейн была смуглая, ухоженная, дорого одетая и еще дороже окрашенная платиновая блондинка. Бытие определяет масть, подумала Пенина.

Миссис Гольдштейн перевела взгляд на мальчиков, и ее карие глаза засветились нежностью.

– Шаббат шалом, – произнесла она, просияв улыбкой любящей бабушки. Затем протянула руку Пенине. – У вас в Коста-Луне родня?

– Я уже спрашивал, – вмешался Гольдштейн и быстро просветил жену.

– Значит, вы приехали втроем? – полувопросительно молвила Роберта, в надежде выяснить, есть ли у детей отец.

– Мой муж, упокой Господь его душу, погиб четыре года назад. От рук террориста-камикадзе.

– Примите наши соболезнования, – опечалился Гольдштейн. – Теперь понятно, почему мальчикам всюду мерещатся террористы… Но ты не волнуйся, Ари. Мы в Америке, не в Земле обетованной. Конечно, у нас есть и охрана, и металлоискатели. Но кому мы нужны? Кому нужна наша маленькая синагога? Здесь можно расслабиться.

– Вы останетесь на киддуш[23] или прямо отсюда поедете в «Фэмилиленд»? – поинтересовалась Роберта.