Фабрика лжи: литература, искусство, культура-борьба идей, мировоззрений, политических систем

Но тот, кто подумал бы, что Хупер перешел все границы возможного и невозможного по части изображения на экране всяческого зверства, оказался бы весьма наивным. Открыв один из номеров французского журнала «Синема» («Кино»), можно прочесть в рецензии на «Истребление по-техасски…», написанной Пьером Боркером, что, по его мнению, французская цензура в очередной раз проявила глупость, запретив на какое-то время демонстрацию творения Тоби Хупера, ибо любители фильмов крови и ужаса будут… разочарованы в своих ожиданиях, так как картина «явно запоздала по сравнению с современной кинопродукцией такого жанра». (Заметим, что новые фильмы «подобного жанра», по сведениям французской прессы, выходят на западные экраны каждую неделю.)

Что же предлагает эта «современная кинопродукция»? Некоторое представление об этом можно получить по демонстрирующейся на Елисейских полях Парижа новой картине еще одного американского режиссера и сценариста, Джона Милиуса, «Конан-варвар». Милиуса называют поклонником «феодального кодекса грубой силы». Он не стесняется заявлять: «Я люблю, когда по моим рукам течет кровь» (это о любви к охоте, но сказано с явным намеком на более широкое толкование). Те же эмоции волнуют и его Конана: «Для меня нет ничего приятнее, чем слышать плач женщины и детей моего врага».

Новый фильм Милиуса — ремесленная поделка, поставленная, однако, с широким размахом. Сказать, что ее экран залит кровью, этого мало, потому что, кроме потоков гемоглобина и демонстрации всяческой чертовщины, он показывает чаны с кипящей водой, в которых варятся человеческие тела, в то время как другие, тщательно разделанные, уже лежат и висят тут же…

Американским героям на экране ныне позволено все, ибо… Но тут мы должны обратиться немного к истории.

В числе основополагающих американских мифов, объединивших идеи американского шовинизма и экспансионизма, существует миф о «явном предначертании». В политический лексикон США этот миф был введен в 1845 году журналистом Джоном Луисом О’Салливаном. Идея американского мессианства, морального превосходства американцев над всем остальным человечеством и вытекавшим из этого мифа, как полагали его создатели, предназначении Америки подарить миру Новый Эдем была положена в основу милитаристского, агрессивного внешнеполитического курса США. «Свобода человечества и слава человеческой природы в руках «избранного» американского народа, — писал в канун революции будущий президент США Джон Адамс. — Божественное Провидение предначертало Америке стать ареной, на которой человек проявит свои действительные способности и на которой наука, добродетель, свобода, счастье и слава будут мирно сосуществовать».

Известно, что и сам Джон Адамс, будучи президентом (1797–1801), сделал не один шаг для ограничения свободы в своей стране, но он и подозревать не мог, как будут впоследствии еще извращены в США понятия «добродетели, свободы, счастья и славы». И одно из этих извращений состоит в том, что «добродетелью и свободой» именуется все, что исходит из США, даже если это самое черное преступление и самое чудовищное насилие. Именно подобное толкование «добра» и «добродетели» внушает американский реакционный кинематограф.

«Капитализм всегда проводил политику Уотергейта в области искусства», — сказал Генеральный секретарь Коммунистической партии США Гэс Холл на национальной конференции по вопросам культуры, которая состоялась 5–6 мая 1973 года. Разъясняя, что именно он имеет в виду под этим определением, Холл продолжал: «Весьма символичны для этой политики коррупции, лжи и провокаций ловкость и умение Уотергейтской комиссии прикрыть себя и свои грязные дела фиговым листком культуры». Говоря о деятелях культуры, поддерживающих политику Никсона — Агню, то есть президента и вице-президента, которые вели войну против Вьетнама и при которых произошел Уотергейтский скандал, приведший к отставке президента, Холл среди тех, кого он именовал «подлинными представителями политики Уотергейта, неотъемлемой частью нашей продажной системы», назвал киноактера Джона Уэйна.

Для героев Уэйна, как и для него самого, «физическая сила была абсолютной ценностью, — пишет критик Анн-Мари Бидо, — и можно было только презрительно усмехнуться по поводу этого паразита мозга: «Мне не платят, чтобы иметь идеи» — так говорил один из военных героев Уэйна. Никакие рефлексии по поводу «почему мы сражаемся» никогда не тревожили его «сверхгероев». Их было достаточно убедить, как это было достаточно и для самого Уэйна, что они представляют собой силы Добра…»