Фабрика мертвецов

— Вам виднее, молодой барин… — с едва заметной насмешкой откликнулся извозчик. — А я как слыхал — так и рассказываю.

Четверо искусанных Кровных и барышни, съеденные до зонтиков, ему явно нравились больше пары мелких питерских бандитов.

— А ежели и так? — запальчиво продолжал «ванька»[5]. — Впятером на одного стервеца! Разве ж такие охотники… то есть, сотрудники… стервозные… в прежние времена-то были? В одиночку на цельное кладбище хаживали! Да в ту пору никто об таком и не слыхивал, чтоб мертвяки по городу шастали. Лежали себе смирнёхонько! Некоторые не шибко грамотные ходячих мертвяков за сказки почитали. — извозчик пару раз важно кивнул, точно как его лошадь.

— Мертвяки лежали смирнёхонько, а охотники по целому кладбищу упокоивали. — меланхолично повторил Митя.

«Ванька» на миг смутился… и тут же нашелся:

— Так потому и лежали! Другой, может, и хотел бы вылезти — а боязно! А теперича что недели ловят: то на Выборгской, то на Васильевском, а то и вовсе… — он понизил голос. — На Дворцовой! Один такой на Александровский столп влезть пытался!

— К фрейлинам в спальню заглянуть? — хмыкнул Митя — и гораздо же простонародье глупости выдумывать.

— А вот я погляжу, как вы пошутите, барин, когда они прямиком на Невском учнут поживу искать! — обиделся извозчик. — Потому как слабеет Кровная Сила, как есть слабеет!

— Ты говори, да не заговаривайся. — негромко буркнул Митя.

— И правда, что это я! — опомнился мужик. — Извиняйте, барин, все по дурости, да со страху — экое ведь чудище повезли! Куда изволите?

— На Большую Морскую, в Яхт-клуб! — Митя повысил голос, в надежде, что сказанный им адрес расслышит не только извозчик, но и юная барышня в сопровождении гувернантки.

— На лодочках, стал-быть, плаваете? — льстиво осклабился извозчик. — Дело хорошее…

— Погоняй, любезнейший. — сквозь зубы процедил Митя. Стоит ли ждать от вчерашнего деревенского мужика понимания, что такое… Яхт-клуб! Даже в мыслях это слово произносилось с благоговейным придыханием. Члены Яхт-клуба не водили яхт, они, как сказывал Мите младший князь Волконский (пусть не лично ему, но он сам, своими ушами слышал эти слова, так можно сказать, что и ему)… Так вот, как метко заметил князь: «Члены Яхт-клуба ведут корабль политической жизни империи меж бурных рифов». На Большой Морской решались дела правления, налогов и акцизов, мира и войны, железнодорожных концессий и строительства флотов, создавались и рушились карьеры. Могло ли быть иначе, если одних Великих Князей в клубе почти столько же, сколько во всей императорской фамилии, а именно — двенадцать. А уж министров и сановников двора и вовсе без счета. А этот сиволапый… «ло-о-одочки»!

Особенно неприятно в мужицкой глупости было, что именно на «лодочках» и строился уже полгода как разыгрываемый Митей хитрый план по проникновению в эту святая святых.

Пролетка остановилась у величественного подъезда Яхт-клуба, Митя выудил ассигнацию из бабушкиного бумажника. Вовремя она… но он все равно не простит! Небрежно сунув купюру в сложенную горстью ладонь и не обращая внимания на поклоны и благодарности, огляделся… «Смотрите все, я вхожу СЮДА!»… И шагнул в дверь.

— К ротмистру Николаеву относительно гребных гонок. — старательно, до десятой дюйма, выверяя кивок, сообщил он величественному, точно архиерей, швейцару.

Швейцар задумчиво поглядел на него. У Мити похолодело в груди: не пустит! Через день весь Петербург знать будет как он пытался пройти и был выкинут вон из Яхт-клуба! Какой позор! Швейцар задержался взглядом на Митином новом жилете… и даже изобразил пусть и неглубокий, но все же поклон:

— Доложу-с. Извольте обождать…

Фффу-х! Едва сдерживая неприличную бурю эмоций, Митя опустился в кресло. Он всегда знал, что правильно выбранный жилет — самое действенное оружие. И вот он здесь! И никто не смог его остановить!