Фабрика мертвецов

Небольшое помещение было новехоньким и оглушающе пустым: лишь сам Митя да деваха в ситцевой кофте и сползшем платке, дремлющая за буфетной стойкой у погасшего самовара. Митя бросил саквояж на лавку, присел, вскочил, прошелся туда-сюда. Теперь, когда они застряли, ему впервые захотелось добраться до места. В конце концов у многих светских людей есть имения — оттуда получали деньги на летнюю поездку в Ниццу или ругали шельму-управляющего, ежели денег присылал мало, и ехали в Крым. Некоторые даже ездили летом в само имение — в основном по приказанию старших, но ведь ездили, он сам слышал, как младший князь Волконский жаловался. Но вряд ли им приходилось при поездке переживать такие муки!

Митя втянул носом отчетливый запах дешевой махорки. Так и сорочка пропахнет! Подхватив саквояж, он выбрался на свежий воздух, чтобы… тут же торопливо метнуться в тень.

— Вы уверены, любезнейший, что вас послали за нами?

Путеец обнаружился на немощеной площади по другую сторону станции. Ни единого фонаря, кроме слабо мерцающего над входом, не было, и коляска, возле которой переминались путеец с сынком, терялась во мраке. Лишь слышно было как фыркает лошадь, да негромко басит кучер:

— Не извольте сумлеваться, ваш-высокоблаародие! Я вас сразу признал — и вас, и сынка вашего, все как велено.

Митя поморщился: это его отец — высокоблагородие, а инженер — всего лишь титулярный, должен простым благородием обходиться. Но обслуга всегда льстит в надежде получить на чай.

— Видишь, твоего отца все же ценят в конторе! Не иначе как сообразили, что на перекладных мы нескоро доберемся. — Путеец забросил саквояж в коляску. — Гриша, зови наших попутчиков и поедем.

— Не говорили-то, что еще ездоки будут! — неожиданно вмешался кучер.

— Не волнуйтесь, любезный, как-нибудь поместимся, — холодно оборвал его путеец. — Поторопись, Гриша!

Тот нехотя поплелся к вокзалу — совсем как только что Митя. Хотя нет, вовсе непохоже — ни осанки, ни умения держать себя. Но в одном они с Гришей сходятся — ехать вместе не хотелось. Трястись по степи, ловя на себе Гришины мрачные взгляды? Увольте.

Не слишком задумываясь, как они станут выбираться с полустанка — придумается что-нибудь! — Митя отступил глубже в тень. Гриша прошаркал совсем рядом. В окно станции было видно, как он оглядел помещение, выглянул на перрон, сунулся с вопросом к спящей у самовара девахе — та что-то сонно пробормотала в ответ и снова ткнулась носом в стойку.

Гриша почти бегом кинулся обратно.

— Говорят, уехали! — Гриша снова пронесся мимо прячущегося Мити.

— Как же так! — растерялся путеец. — Я ж им обещал!

— Так они сами справились! Может, удачная оказия подвернулась.

— Ваш-высокоблаародие, лошадка уж застоялась, с утра вас дожидаемся, — вмешался враз повеселевший кучер. — Еще кого взять — тяжеленько ей будет, не молоденькая она у меня.

— Ну коли так… А, поехали!

Путеец заскочил в коляску, следом полез Гриша.

Кучер щелкнул кнутом, лошадь дернула — и, описав круг по площади, коляска скрылась в одном из проулков.

Глава 8. Железный паро-конь

— Митя, где ты? — позвал встревоженный голос, и отец выскочил на ступеньки.

— Здесь! — Митя выступил из тьмы.

— Зачем ты тут… А, неважно! Нам бы Александра Васильевича с сыном найти…

— Они уехали, — радостно сообщил Митя, на всякий случай прислушиваясь, не доносится ли еще из проулка цокот копыт. — Я видел… из окна видел: сели в коляску и укатили. Даже не оглянулись!

— Обещались помочь… — неприязненно пробормотал отец. — Впрочем, Бог с ними. Все едино взять с собой мы бы их не смогли. Идем со мной, Митя, скорее!

Заинтригованный Митя невольно сделал шаг следом за отцом, а когда опомнился, изображать гордую неприступность было уже поздно, приходилось спешить за мелькающей во мраке отцовской спиной. Они снова выскочили на перрон, торопливо проследовали мимо состава к багажному вагону, у которого нынче было светло и людно — изнутри при свете фонарей выгружали ящики.

— Вот эти два! — скомандовал отец, указывая на два совершенно одинаковых ящика. — Остальное, как договаривались, поместить на хранение. Под вашу ответственность! — бросил он переминающемуся рядом жандарму. Звякнули деньги.

— Не хвылюйтесь, ваше высокоблаародие, все будет навить краще, ниж треба! — крепкий мужичок поддел ломиком упаковочные доски.

А отца могли бы и высокородием звать, до этого титулования всего один чин остался! Или отец ему мало заплатил?

— Отсюда напрямик к имению проехать можно. — Отец сунул Мите под нос сложенную втрое карту. — К утру будем…

— И на чем же мы напрямик да еще с такой скоростью… — старательно маскируя насмешку под почтительность, начал Митя и осекся.

Упаковка обоих ящиков кракнула, отлетела одна доска, вторая, на перрон посыпались опилки… и блеснул металл. При свете фонаря Митя увидал торчащую из опилок стальную подкову.

— Это… что? — Он облизнул враз пересохшие губы.