Фабрика мухобоек

Судья неожиданно объявил перерыв («Полагаю, вам известно, что кроме вас у меня есть и другие заботы. И чтобы было тихо, я все вижу»), и Регина, воспользовавшись моментом, достала из сумки папиросы Хаима. Стоило пододвинуться вместе со стулом вперед, и она смогла бы сунуть пачку ему в карман, однако у нее был другой план. Она пересела на место Марека, который снова куда-то исчез, а с этого стула было уже три шага до затылка Вильского. Тот делал вид, что читает. Регина была в этом уверена – затылок даже не дрогнул. Впрочем, он мог и дремать, так что она рискнула подойти к нему и прошептала:

– Я хочу передать мужу папиросы. Думаю, лишать его курева – слишком суровое наказание.

Нет, он все-таки дремал, потому что сейчас вздрогнул и поспешно встал.

– Я бы с радостью вам помог, но вряд ли сумею. – Когда он говорил тихо, голос у него был приятный и даже мелодичный. – Сами видите, что это за суд, -иногда хочется даже сказать: страшный суд.

– Благодаря вам, я увидела из окна, что судья позволил мужу закурить.

– Он бывает великодушен. Но не забывайте: право дарить милостью есть только у него. Впрочем, – он протянул руку, – давайте, я попробую что-нибудь сделать. Вы действительно не помните нашего разговора в Варшаве?

Регина увидела, что Борнштайн указывает на нее Хаиму – хочет, что ли, чтобы он разволновался? Но ей было решительно все равно.

– Кажется, что-то смутно припоминаю. Столовая в «Братняке» [29] , да? Не на вас ли заглядывались все девицы? – Она понимала, что сильно рискует: Вильский мог посчитать это насмешкой – однако он не обиделся, хотя на всякий случай посмотрел ей в глаза. Она постаралась, чтобы он увидел в них только симпатию.

– В чем дело, господин Хорбах? – произнес неизвестно когда вернувшийся в зал судья. – Объясните же наконец, у нас мало времени.

Регина быстро села на свое место.

– Я много раз предлагал господину председателю организовать в гетто производство настенных часов. Наша семья в Вене имеет большой опыт в этой области. Я подавал прошения, но ни разу не получил ответа. – Стоявший далеко от свидетельского места мужчина, несмотря на темное родимое пятно на лбу, производил приятное впечатление.

– Да ведь господин председатель неоднократно объявлял, что обращаться с просьбами и жалобами непосредственно к властям бессмысленно. Для этого существовал специальный ящик. – Борнштайн улыбнулся Хорбаху как несмышленышу.

– Я и в ящик клал. Никакого ответа, – не сдавался Хорбах. – В жизни не встречал такого отношения.

– А вы подумали о том, кому во время войны могут понадобиться стенные часы?

– Я готов признаться в своей наивности, но никогда не смирюсь с чиновничьим хамством.

Защитник перестал улыбаться. Регина догадалась, что он намерен нанести ответный удар.

– В таком случае позвольте задать вам один вопрос. Когда вас забирали из Вены в Лодзь, вы попытались спрятаться в сундуке на чердаке своего дома, но, насколько нам известно, вас выдал сосед, некий Эгон Хольцер. А казалось, он хорошо к вам относится, еще ваши отцы были знакомы… Так почему же вы жалуетесь на председателя, а к Хольцеру у вас нет претензий?

– Потому что сейчас не Эгона судят.

– Что верно, то верно, – вмешался судья. – Я принимаю вашу жалобу, господин Хорбах. Вижу, все мы уже немного устали. Вскоре я объявлю перерыв до утра. Еще только выслушаем Давида. Кто-нибудь видел его в коридоре? Если нет, давайте первого, кто попадется…