Неожиданно Ира подумала, что у этого мужчины совсем не было детства, точно он родился в форме и сразу стал работать. Он не катался на карусели, не ездил в деревню к бабушке. Почувствовала жалость к этому большому человеку без детства. Захотелось разглядеть за отпаренным кителем и блестящей фуражкой что-то ещё, стать ему ближе, она спросила:
– А раньше, когда учились в школе?
Павел нахмурился своим воспоминаниям, но что-то заставило его поделиться самым сокровенным:
– Да было дело. На физкультуре мальчишки разорвали мои колготки, и я возненавидел этих гадов, – Шувалов стал поворачивать девочку за плечи, раскручивая на месте.
– За что? – спросила она, кружась, – это обычное дело, когда рвутся колготки, можно зашить…
– Они надели их мне на голову! – он отпустил девочку, продолжая объяснять правила. – Представь, что ты здесь одна, в тёмном лесу, наполненном злыми чудищами, ничего вокруг не видно. Страшно?
– Ха-ха-ха, – засмеялась Ирина, – надели на голову колготки! Совсем не страшно.
Павел повысил голос:
– Замолчи и представь, что вокруг никого нет, – раздражённо потребовал он.
– Ха-ха, я не могу, мне смешно! Я представила вас такого большого с колготками на голове вместо фуражки… почти как Фантомас…
Кровь ударила в голову Шувалову – картина из прошлого встала перед глазами: спортзал, строй девочек, и та, что нравилась больше всех. Её насмешливое лицо с издевающейся улыбкой приблизилось вплотную.
– Заткнись, мерзкая тварь, – закричал он, сорвал шарф с головы Иры и толкнул её раскрытой пятернёй в лицо.
Девочка, ойкнув от неожиданности, отступила, зацепилась каблуком о ветку и села попой на траву, уперла сзади руки. Почувствовала рядом лежащий ствол сломанной берёзки и пересела на него. Уцепилась руками за шероховатую поверхность. Ощутила в ладонях отслаивающиеся мелкие чешуйки. Недосказанные слова и смех застряли у неё в горле. Она с непониманием смотрела на милиционера, продолжая по инерции улыбаться, ещё не веря, что игра закончилась.
Шувалов стоял над ней, ожидая мольбы об искуплении, признаний и раскаяний. Но девочка только оглядывала его удивлённым насмешливым взглядом, выхватывая по отдельности фуражку, пуговицы кителя, прижатые к бёдрам кулаки и расставленные ноги, а затем снова фуражку.
Всё тело Павла напряглось. Он почувствовал свою форму, как она плотно прижалась к телу. Она страдала. Его любовь, всепоглощающая, точно необузданная страсть, была оплёвана смехом этой мерзавки. Рот девочки растянулся в презрительной ухмылке. Глаза блестели, а верхняя губа слегка дрожала. Он чувствовал, как злая насмешка змеится и прячется в каждой черточке её лица. Как много лет назад вот так же его предала любимая подружка Настя. Ему показалось, что Ира подняла голову и посмотрела на Шувалова так презрительно нагло, что он едва устоял на ногах.
Злость и ненависть отразились в её глазах.
Павел этого не ожидал. Глухая невыносимая боль судорогой исказила его лицо от заполнившей голову чёрной мысли. Как хитро эта девчонка заставила его поверить в своё начавшееся исправление, выудила из него душевность и расположение. Заставила говорить о семье. Какой дьявольской силой она обладает внутри, что даже он – сотрудник милиции – не смог устоять? Попался, как последний лох!
В мгновенье его героический образ испарился. Какие могут быть задержания и засады, когда у него на голове – колготки? Она смеётся, смеётся над ним! Как же после этого его будут уважать, и эта маленькая дрянная девка всегда сможет ему напомнить, рассказать об этом всем!
Неожиданно Ира вскочила и бросилась бежать.
Шувалов поймал её на краю поляны и заставил встать на колени:
– Проси прощения, дрянь! Сейчас же!
– За что? За что прощения? – залепетала девочка, глаза её налились ужасом, по щекам потекли слёзы. Она стала размазывать их грязными ладошками, отчего лицо покрылось чёрными полосами с прилипшими кусочками листьев.
Паша видел полосатую гримасу на лице девочки – белая полоска, черная, снова белая, гримаса смеялась злорадно, издевательски, растягивая в стороны мокрый рот ребёнка.
– Ты маленькая гадкая тварь! – закричал он. – Ты вся пропитана ложью!
Шувалов ударил её по губам, но выступившая кровь только сделала улыбку шире, она продолжала издеваться над ним. Руки тянулись оторвать ей голову точно кукле, которую он любил, а потом возненавидел. Настенька – конечно, это была она, воплощение подлости и лицемерия. Он оттолкнул чумазое лицо девочки от себя, Ира упала на спину, перевернулась, встала на карачки, хотела подняться. Но Павел уже не помнил, как оказался рядом, схватил её за волосы сзади и прижал голову к земле. Там оказалась небольшая лужа, и всё лицо малышки погрузилось в коричневую отвратительную жижу.