Фабрика романов в Париже

– Мари-Александрин, – вмешался тут Олаф Шмалёр, – я нахожу эти вопросы…

–. дерзкими? – закончила его жена, вскинув брови. – Но ведь графиня станет воспитывать наших детей. Она останется с ними наедине, а главное – будет учить их, что правильно, а что неправильно, что есть добро, а что – зло. Ты же хочешь знать, что за вино у тебя в чаше, прежде чем его выпить.

– Графиня – учительница, которую выбрал я, – не выдержал торговец рыбой. – Этого достаточно, иной рекомендации не нужно. Можешь сеять раздор среди своих французских друзей, но не у меня в доме.

– Тристан погиб при взрыве, – сказала Анна как можно спокойнее. – Вместе с ним обрушился родовой замок его семьи. Я уверена, что в Париже об этом слышали.

Ее охватила дрожь.

Глаза детей округлились. Жан сказал:

– Я слышал об этом. Говорят, грохотало до самого Парижа. Но в это время я, наверное, уже спал.

– Значит, это правда, – сказала мадам Шмалёр. – Да, эта история в самом деле ужаснула Сену. Но никто не знает, что побудило графа Дорна к этому поступку.

Невысказанный вопрос повис в комнате. Анна решила на него ответить.

– Его разум был затуманен, – она даже не солгала. – Так продолжалось уже несколько месяцев. В тот день я покинула замок, и он покончил с жизнью.

Она притворилась, что делает глоток, чтобы остальные не заметили, как от этих слов у нее к горлу подступил комок.

– Почему он просто не застрелился? – спросила Анриетта.

– Довольно! – Голос Олафа Шмалёра бурей пронесся над столом. – Графине, очевидно, придется как следует заняться вашим воспитанием. Чем раньше она примется за дело, тем быстрее мы увидим результаты.

На этот раз Мари-Александрин Шмалёр не нашлась, что ответить мужу.

Глава 9. Париж, дом семьи Шмалёр, ноябрь 1851 года

В детской царил прусский порядок. У брата с сестрой была целая игрушечная конюшая: лошадка-качалка, две лошадки на палочке, к колесам которых были привязаны колокольчики. Игрушечные оружие и магазинчик ждали Жана, кукольный домик и игрушечный утюжок – Анриетту. Анна заключила: роли были уже распределены.

Центр комнаты отмечал круглый ковер. На нем стояли два кресла и зеленое канапе. Бархатная обивка была потертой, а судя по углублениям на ней, детям нравилось прыгать по мебели. Всюду был идеальный порядок: ни рисунков на стенах, ни кукол с оторванными ногами.

Анна подкатила кресло к канапе и сказала Жану и Анриетте занять места. Она думала, что теперь, без надзора родителей, дети станут сопротивляться, но оба послушно уселись рядом. Анриетта сложила руки на коленях. Жан положил ладонь на штанину. Анна улыбнулась. Будь графиня художницей, более прелестной позы для юных Шмалёров она бы придумать не смогла.

– Мы начнем с математики, – сказала Анна.

Язык цифр был международным. Арифметические задачи дети решали серьезно и почти всегда правильно. Сложение и вычитание трехзначных чисел не составляло для них труда. Жан уже освоил умножение. Здесь предшественники Анны возделали поле добросовестно. Очевидно, Олаф Шмалёр следил за тем, чтобы отпрыски разбирались в его деле.

Следующим на очереди был немецкий. Анна достала книги, которые хранила в корзине, прикрепленной сбоку к инвалидной коляске. Она провела рукой по обложкам книг, которые сама переплела бельгийским льном: «Необычайная история Петера Шлемиля»[28] Адельберта фон Шамиссо, первая часть «Фауста» тайного советника Гёте и «Немецкие народные сказки» Якоба и Вильгельма Гримм. Переплеты сменяли друг друга в руках Анны, пока она не остановила выбор на сказках. Легкое начало расположит детей к учительнице и ее родному языку.

Указательный палец Анны заскользил по оглавлению. «Сказка о Красной Шапочке»? В ней волку вспороли живот. «Гензель и Гретель»? Двое детей сожгли старуху. «Смерть кума»? От такого начнутся кошмары. «Король-лягушонок»? Анна на секунду задумалась. Заслышав о поцелуях и любви, дети могут неловко захихикать или покраснеть. «Рапунцель». Анна стала вспоминать сказку. Рапунцель и принц. Ближе к концу истории сын короля упал в колючие кусты и выколол себе глаза. Но эту часть она просто пропустит. Под ее присмотром нежные детские души не пострадают.

– Это сказка о Рапунцель. Я буду читать ее вслух по-немецки, очень медленно. А потом вы попытаетесь пересказать по-французски все, что поняли. Готовы?

– А если мы чего-то не поймем? – спросила Анриетта.

– Тогда просто придумайте что-нибудь подходящее, – сказала Анна. – Готовы?

Дети прилежно кивнули.

Анна принялась за чтение. Она вкладывала в текст мелодию, то повышая, то понижая голос, пока он не стал напоминать пение. Графиня знала, что для французов немецкий звучит как стук молотка по железу, но у нее на языке слоги становились мягкими, податливыми.

После второй страницы Анриетта откинулась назад. Жан вглядывался в глаза лошади-качалки.