Фабрика ужаса

Все то, что произошло с Коломбо до удара картиной по голове — скорее всего, было правдой. Мне приходилось работать с детьми, и я знаю, что в любом детском коллективе есть своя Линда. И то, что Коломбо очнулся вечером на Лисьей горе, — маловероятно, но возможно, чего не бывает!

Но появление Линды в тюремной камере… синица… все это было похоже на бред отчаявшегося человека.

Что же все-таки произошло после того, как Коломбо потерял сознание?

Откуда в мусорном баке появились тряпки со следами крови?

Кровь в автомобиле?

Трудно себе представить, что Коломбо зарезал девочку, а потом снял с нее одежду и, вместо того, чтобы избавиться от нее, бросил в мусорный бак, прекрасно зная, что ее там тут же найдут. Мог бы где-нибудь сжечь одежду или зарыть.

Итак… пофантазируем… Коломбо сознания не потерял, а схватил Линду, изнасиловал и зарезал. Потом зачем-то сорвал с нее запачканную кровью и спермой одежду, отнес ее на улицу и бросил в мусорный бак, а голое тело увез на машине в Рудные горы и где-то коварно закопал. Для полного счастья, испачкав сидение машины кровью…

Все это ухитрился сделать так быстро, тихо и скрытно, что дети в студии и любопытные соседи ничего не заметили, ничего не услышали. Приехал назад в галерею, отпустил детей. Поставил машину на стоянку. Кровь на сидении вытирать не стал. Побежал в аффекте к Лисьей горе. Забрался на вершину, сел на лавочку, заснул и проснулся около семи. Из-за уколов совести вытеснил из памяти страшное событие. Но совесть не унималась! И мертвая Линда ожила и стала приходить к нему в камеру, летать по ней синицей, раздеваться и пугать его рогатой мордой. Очень правдоподобно!

…

На следующий день опять позвонил адвокат.

— У меня есть идея. А не сходить ли вам к матери Линды? Поговорить с ней?

— Может быть, лучше вдвоем сходим. Имеете вы на подобные беседы право?

— Да, но лучше будет, если вы пойдете один. Я ей позвоню, представлю вас как моего помощника, договорюсь о времени встречи и перезвоню вам. Согласны?

— Согласен.

— Как вы нашли моего подзащитного?

— Он не виновен. Галлюцинирует и психует от тоски и одиночества.

— Он вам рассказал про синицу?

— Рассказал.

— А про рогатую ведьму?

…

Мы встретились с адвокатом у дома, где жила Линда.

Адвокат посмотрел на меня неожиданно колюче и сказал: «Я читал протоколы бесед матери Линды со следователями. Что-то она скрывает. Дурочкой прикидывается. Мол — с меня какой спрос, я инвалид. Будьте осторожны, не злите ее. Постарайтесь, как можно больше узнать о Линде. Может быть, она проговорится… и невольно подскажет нам, где искать девочку… или ее труп».

— Вы упоминали араба. Поговорить с ним?

— С ним будьте еще осторожнее. На него в полиции — досье. Почему-то его не арестовывают… жернова Фемиды мелят медленно. Не забывайте… в современной политической ситуации… следствию в десять раз легче обвинить в изнасиловании и убийстве малолетней и осудить немца, чем беженца из Сирии.

— Вы это серьезно?

— Очень серьезно.

— Понял.

…

Адвокат уехал на своем черном Мерсе. А я позвонил, нажал на ржавую кнопочку.

Мне открыли только после десятого звонка. Я поднялся пешком на пятый этаж по давно не мытым лестницам, украшенным окурками, использованными презервативами и пустыми пивными банками. По дороге слышал истеричный лай какой-то собачонки, непристойную ругань, стоны космического оргазма, музыку неонацистов и адские завывания циркулярной пилы.

Рядом с открытой дверью стояла, опираясь на костыль, полная женщина с ужасными, покрытыми язвами, опухшими ногами. Пахла она потом и перегаром. Недоверчиво и зло смотрела на меня поросячьими глазками. Я представился. Показал для важности членский билет Союза художников. Женщина, назвавшая себя Хайди, помусолила билет в своих жирных руках и отдала его мне с такой гримасой… как будто это был не билет, а только что вырезанный из живота аппендикс.

Мы прошли в гостиную, я сел на нечистый диван с торчащей из него пружиной. Хозяйка дома уселась в кресле напротив. Из соседней комнаты доносилась арабская музыка и ритмичные женские стоны. Пахло сладким дурманом. Я вспомнил наставления адвоката и начал беседу издалека.

— Хорошая погода сегодня!

— Что?

— Хорошая, говорю, погода. Это подарок — такой теплый октябрь. Листики желтые и красные. Вы из дома-то выходите?

— Что?

— Может быть, мне сходить в магазин, купить вам чего-нибудь?

— Не надо. Уходите поскорее.

— Не могли бы вы что-нибудь рассказать о вашей пропавшей дочери? Что она любила есть? Какие книги читала? Были ли у нее друзья?

— Зачем вам?

— Чтобы понять, что она за человек.

— Какой такой человек. Она пацанка. Книги? Книг у нас нету. Нам не до книг.

— Есть у вас компьютер?

— Издеваетесь? Пора вам убираться.

— Может быть, вы мне хотя бы комнату ее покажете?

— Нет у нас детской комнаты. Только спальня, гостиная и кухня. Линда тут, на диване спит. Какое вам до всего этого дело? Разнюхивать пришли?

— Спит? Можно мне только краешком глаза заглянуть в спальню?

— Нельзя. Там мой друг. Он не любит посторонних. Катись, или он тебе козью морду сделает.

— А кто стонет?

— Телевизор.