Фабрика звёзд по-русски

Стихи к первому и ко второму компакт-диску писали два разных человека. Разницу в стихах я объяснить не могу. Знаете, в языке есть свои, нигде не записанные законы. Их невозможно знать. Их можно только чувствовать. Вот те, которые чувствуют, становятся гениальными писателями и поэтами. Булгаков, Высоцкий, Шукшин, Пушкин, хотя я даже более талантливым считаю Лермонтова, особенно его прозу, и «Княжну Мэри» в частности. Или вот: «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром четырнадцатого числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат». Это не слова. Это музыка!

Это, наверное, смешно, но Совин на минуту буквально позволил себе расслабиться и искренне увлечься любимой темой. Только вот собеседница, отметим, начитанная и грамотная, тем не менее не была склонна к такой беседе.

Дмитрий Георгиевич, — укорила она Совина. — Мы же, честное слово, не на литературном диспуте! У меня дел других нет, как выслушивать ваши воззрения о русской и зарубежной литературе. Вы что-то там о языковом чутье говорили. Продолжайте, пожалуйста.

Да, конечно. Я действительно несколько увлёкся. Так вот, о разнице в стихах. Повторюсь, что объяснить я её не смогу. Но она есть. И я её почувствовал.

И это вас толкнуло на такое опасное мероприятие, как частное расследование? — уколола Совина собеседница. — Вы же не можете в своём теперешнем положении отрицать, что следствие оказалось опасным.

Не могу, — согласился Совин. Никакой приятности от настоящей встречи — в этом он себе не стыдился признаться — Дмитрий не испытывал.

Видимо, вы не ожидали, что это дело будет опасным. Но когда вас предупредили, помните, вы и тогда не остановились. Почему?

Обиделся. Видите ли, именно в тот момент я решил… Нет, не так. Именно в тот момент я уже числился отошедшим от расследования. Я от него отказался. В предшествующий встрече с вашими бандитами вечер.

Нехорошо за глаза плохо говорить об отсутствующих людях, Дмитрий Георгиевич, — укорила его собеседница. — Продолжайте, пожалуйста.

А чего тут продолжать?.. Мне набили морду. А я нежный и ранимый. И ужасно обидчивый. Вот и всё.

Понятно. Надо было сначала разузнать о вас поподробнее. Как ни крути, а это ошибка. Ладно, впредь буду умнее. Но я отвлеклась. Продолжайте.

Не буду.

Обижаете, Дмитрий Георгиевич.

Чая хочу. Во рту пересохло. Башка болит. Не нальете — не буду рассказывать. И в конце концов, вы тут единственная женщина. Я прошу вас быть сегодня хозяйкой в моём доме.

Благодарю, ну прямо как в светском романе. — Гостья поднялась и пошла на кухню, коротко бросив: — Посмотрите за ним.

Стоящие по бокам что-то буркнули в ответ.

А может быть, вам кофе, Дмитрий Георгиевич? — донеслось из кухни.

Кофе по вечерам не полезно для здоровья.

О, да вы оптимист! — вернулась из кухни назначенная на этот вечер хозяйка.— Чайник я поставила.

Мне свежую заварку надо. А что касается оптимизма… Может, договоримся? Я рекламщик, могу большую пользу принести...

Я всегда говорила, что каждый продается. Всё зависит только от суммы. В вашем случае сумма — ваша жизнь.— Собеседница помолчала, подумала и пришла к неутешительному для Совина выводу. — Нет, не договоримся. Вы опасны.

Мне очень приятно это слышать. Не о том, что не договоримся, а о том, что опасен. Мне первый раз в жизни об этом говорят. Приятно почувствовать себя крутым.

Ну, насчет крутого вы несколько ошибаетесь. Я вынуждена еще раз напомнить вам о вашем положении.

Дайте закурить.

Дайте ему.

Слева из пространства появилась пачка сигарет, потом горящая зажигалка. Совин сладко затянулся.

Пока чай закипает, давайте продолжим, — предложила собеседница. — Итак, вы поняли, что стихи написаны двумя разными людьми. Дальше.

Поехал во Владимир. У родственницы нашёл тетрадку со стихами Марины Снегиревой. И понял, что она и вовсе не писала стихи с первого компакта.

Ну-ну… — подтолкнула собеседница.

Для порядка копнул под катастрофу. Очень меня насторожил «урал», отправленный за кирпичом во Владимир.

Чем насторожил?

Не подходит он для перевозки кирпича. А вот катастрофу устроить — самое то.

Это ошибка. Хотя и не моя, другого человека, — недовольным тоном отметила молодая женщина.

Ваша — другая. Шофера защищал известный с нехорошей стороны богатый адвокат. Не соответствуют они друг другу — адвокат и клиент.

Тоже верно. Виновата. Извините.

Ничего, — великодушно простил ошибку Совин.

У вас хорошее чувство юмора, Дмитрий Георгиевич.

Я знаю. Пепельницу дайте. Я на пол пепел не могу стряхивать.

Дмитрий Георгиевич, да ведь здесь через несколько часов все сгорит. Что вы как ребёнок, ей-богу. Впрочем, если вам так удобнее… Дайте ему пепельницу. Довольны? Давайте дальше.

Дальше? Побывал в больнице у Глебова. Зря вы его живым оставили.

Согласна. Завтра мы исправим эту ошибку. Продолжайте, пожалуйста.

Узнал о том, что существует некий загадочный Толстый. Потом поинтересовался водителем. Водитель после дорожно-транспортного происшествия уволился. Коллегам проговорился о полученной крупной сумме денег.