— Люда, ну я ведь тебе уже всё объяснила! Я не имею права разглашать информацию, да и нечего пока разглашать! — в тысячный раз повторила Ангелина мобильнику, возмущающемуся звонким голосом подруги. — Мне очень жаль, что у тебя проблемы с работой, но помочь, правда, ничем не могу. Что? Ой, ничего не слышу, ты куда-то пропала, я перезвоню!
Вздохнув с облегчением, девушка отключила телефон и вошла в приёмную детективного агентства. Перезванивать она, разумеется, не собиралась, поскольку ничего нового сказать всё равно бы не смогла. И дело было даже не в угрозах Арбенина, его она больше не боялась. Просто имя Заряны и без того склоняли почти в каждом издании, раскладывая по полочкам столь рано оборвавшуюся жизнь и пытаясь отыскать в ней как можно больше грязи. Зачем? Почему-то вспомнилось, как Алик сравнил представителей прессы с мухами. А ведь и вправду эти насекомые тоже тяготеют к нечистотам. Из задумчивости девушку вывел недовольный голос Мая:
— Ну, и где вас носило, Ангелина Сергеевна? Только не говори, что в метро тоже пробки!
— Где Нина Костенко? Что вы с ней сделали? — вместо ответа потребовала отчёта Ангелина.
— Стоп! Так не пойдёт: вопросы здесь задаю я, где ты была целых два часа?
— Нигде, просто гуляла и думала…
— О смысле жизни? — с усмешкой уточнил Май.
— О ваших методах работы, — честно призналась помощница. — Вы можете делать что угодно, только меня в эту уголовщину впутывать не нужно!
— Раньше надо было думать. Ты сама впуталась, согласившись шпионить на благо жёлтой прессы, так что поздно пить боржоми, когда почки отвалились! — спокойно заметил Май.
Ангелина тяжело вздохнула — возразить было нечего, но один вопрос по-прежнему оставался открытым:
— Что вы сделали с Ниной, где она?
— Да всё в порядке с твоей Ниной — в обезьяннике она. Посидит до утра, глядишь поумнеет.
— Где?! В каком ещё обезьяннике?
— В обычном: не слишком чистом, не слишком уютном, сидит в компании ароматно пахнущей бомжихи. Я попросил знакомых ребят в отделении подержать её там, не оформляя.
— Зачем вы её, за что?! Она не сделала ничего плохого!
— С каких это пор попытка убийства считается благим делом? Она пыталась отравить любовника своей сестры Миронова Андрея Николаевича, помнишь такого? И отравила бы, если бы Голицын достал настоящий яд. А рвотный порошок в большом количестве вызвал у мужика лишь обострение язвенной болезни с последующим прободением.
— Подождите, я запуталась Миронов — это муж Ларисы, за которой мы следили?
— Он самый, — кивнул Май, — и таинственный возлюбленный Маши, сделавший из неё наркоманку, тоже он! Сюжетец — так себе, избитый, я бы сказал сериальный.
Ангелина поспешно отвернулась к окну. От нахлынувших чувств защипало в глазах — слишком много потрясений и разочарований за один день.
— Но ведь он жив, а Нина…за что вы её?
— За попытку убийства, — терпеливо объяснил Май, — по-твоему, это не преступление?
— А делать из людей наркоманов и калек на всю жизнь — это, по-вашему, нормально? — резко обернувшись, с вызовом спросила девушка. Синие глаза потемнели от возмущения и невысказанной боли.
— Нет, это ненормально, но я-то здесь при чём?
— При том! Почему Нину вы заперли в обезьяннике, а этому Миронову даже слова не сказали?! Разве он не такой же преступник?!
— Эй, ты чего? Это не в моей компетенции! Доказательств нет, и вообще — я не Робин Гуд, чтобы восстанавливать повсюду справедливость!
Май чертыхнулся, осознав, что фактически оправдывается перед девчонкой, этого ему только не хватало!
— Но вы и не господь бог, чтобы судить других, — немного успокоившись, напомнила Ангелина.
Арбенин шумно выдохнул:
— Я и не претендую! И вообще, по какому поводу митинг? Я ведь сказал — твою Нину не оформляли, утром её отпустят. Зато охота закончить начатое у неё, надеюсь, пропадёт. Сама ведь слышала — она настроена очень решительно.
Слышала, — нехотя согласилась Скворцова и снова отвернулась к окну. На душе было тоскливо или, как говорила Щукина, слякотно.
Май наблюдал за тем, как опускаются плечи помощницы, и хмурился, ему не нравилось её состояние — совсем не рабочее.
— Ладно, хватит философствовать, пора работать: я там, на столе пролил клей канцелярский, убери, пожалуйста.
Ангелина была слишком подавлена, чтобы возмущаться.
— Клей-то вам, зачем понадобился? — безучастно спросила она.
— Как зачем: я его нюхаю, — торжественно признался Май и скорчил такую уморительную гримасу, что Ангелина невольно улыбнулась в ответ.
— Да, совсем забыл, помнится, ты утверждала, что с Машей Голубевой фактически не знакома? Тогда откуда у неё твоя фотография?
— Моя? — не поверила Ангелина. — Вы ничего не путаете?
— Нет, Сергеевна, зрение у меня стопроцентное. Правда, ты там была не одна, а с Машей и какой-то прыщавой рыжей девицей.
— А, так это мы с девчонками на кастинге фотографировались, у меня тоже такая есть.
— На каком кастинге? — осторожно уточнил Май.
— На том, который был перед самым первым «Рождением звезды», — Ангелина без смущения выдержала насмешливый взгляд начальника. — Там я и познакомилась с Машей.