Павел Постышев отмечал: «Партизанские отряды не организовывались стихийно… Партизанская борьба на Дальнем Востоке — не партизанщина в прямом смысле этого слова… Это была организованная борьба, причем организована она была коммунистической партией и проходила под руководством ее представителей». Возможно, Постышев лукавил из конъюнктурных соображений, но во многом он был прав: движение шло и снизу, и сверху. Уже 22 декабря 1918 года Владивостокский комитет РКП(б) постановил: перейти к активной борьбе против белогвардейцев и интервентов, помочь оружием, снаряжением и людьми начавшемуся партизанскому движению.
Главным партизанским очагом в Приморье стала долина Сучана. Ядро первых «нелегальных боевых дружин» составили жители деревень Хмельницкой и Серебряной — учителя Николай Ильюхов и Тимофей Мечик[59], крестьяне Корней Гурзо, Краснов, Суховей, Пряха, Кошман… В октябре 1918 года на собрании в доме Ильюхова они объявили себя «комитетом по подготовке революционного сопротивления контрреволюции и интервентам». Председателем избран Ильюхов, «товарищем председателя» (заместителем) — Мечик. Сельские дружины входили в волостную единицу — батальон — и подчинялись комитету.
Уже на этом этапе сучанцы пытались наладить связь с большевиками Владивостока, но безуспешно: актив был разгромлен, уцелевшие образовали подпольный обком, но он был слишком глубоко законспирирован.
21 декабря 1918 года в Фроловке[60] проходит съезд руководителей боевых дружин Сучанской, Цемухинской, Майхинской долин[61]. Был избран первый штаб партизанских отрядов Приморья.
К весне 1919-го в Приморье насчитывалось несколько десятков партизанских отрядов. Белые стали осторожнее, опасались лезть в тайгу. Японцы усилили гарнизоны на железной дороге. В марте тетюхинские партизаны с боем заняли Ольгу и объединились с Сучаном, консолидировав тем самым силы партизан Ольгинского уезда[62]. Блокировали высадку с моря десанта интервентов. На юго-востоке Приморья возникла настоящая партизанская республика. «Всё, чему учили военные книги и собственный боевой опыт, всё это было бессмысленно и невозможно в условиях незнакомой… горной лесистой местности — по отношению к противнику, численность которого никогда не известна, который не защищает никаких позиций, но находится везде, всегда невидим, но видит каждый твой шаг» — так Фадеев передавал ощущения белых в «Последнем из удэге».
В марте 1919 года Фроловка принимает второй съезд партизанских руководителей. Накануне поступили первые директивы от большевиков Владивостока. Что интересно, сучанцам предписали провести «организованную ликвидацию» восстания: холод, голод, патронов мало… Партизаны выступили против: движением уже охвачена огромная территория, появился боевой и организационный опыт, улучшается дисциплина, налаживается снабжение продовольствием со стороны крестьян. «Володя-маленький» (Шишкин), доставивший директивы, в итоге согласился с партизанами[63].
Из Владивостока, Никольска, с Сучанских, Зыбунных и Угловских копей, с железной дороги на Сучан отправлялось пополнение. Весной 1919 года партизанское движение приняло широкий размах. В сопки потянулись рабочие, матросы, шахтеры, студенты — в том числе и юный Фадеев с «соколятами». Свою роль сыграла начатая на рубеже 1918–1919 годов мобилизация в колчаковскую армию[64] и изъятие у населения оружия. Кто не хотел к Колчаку — вынужден был скрываться или уходить в сопки.
К 1 мая почти во всем Ольгинском уезде, а также на части территорий Уссурийского и Иманского уездов власть Колчака была свергнута, Советы восстановлены. Движение координировал временный военно-революционный штаб Ольгинского уезда, базирующийся во Фроловке. При штабе создаются отделы: военно-оперативный, внутренних дел, связи, хозяйственный, судебно-следственный, санитарный, национальный («вернее — корейский», уточняют Ильюхов и Титов[65]), редакционный. Это было целое альтернативное правительство. Появились даже партизанские загсы, где браки скрепляли при помощи печати из старой резиновой калоши. Родившуюся в сопках дочь Ильюхова назвали Пролетарией, один мальчик получил имя Совет. К услугам партизанского суда нередко прибегали местные жители[66]. Если сначала при захвате врага его попросту расстреливали, то с появлением полевых судов с выборными судейскими тройками возникли такие наказания, как штраф, внесение залога, предупреждение. Появились своя печать, своя промышленность, пусть специфическая (отливка пуль, изготовление ручных гранат — невольно вспоминаются гранаты-«хаттабки» и автоматы «борз» чеченской войны). Были попытки чеканить и печатать собственные деньги. Фроловский и Анучинский ревштабы были связаны между собой телефоном и телеграфом.