Фагоцит разбушевался (СИ)

- Завтра в половине десятого утра.

- Одеться, наверное, надо поприличнее?

- Да, пожалуй. Там, кроме него, будет и весьма привлекательная девушка. Почти как моя жена.

- Неужели настолько, что вы даже готовы сравнить ее с Верой?

- Я готов! - не удержался Антонов. - Вера красивее, но эта тоже ничего, особенно на ощупь.

Сказал он это, естественно, мысленно. Посвящать Ефремова в личные дела моего духовного брата мы не собирались.

Сеанс проходил на той самой конспиративной квартире рядом с Белорусским вокзалом, где Антонов с Нинелью занимались чем-то от меня тщательно скрытым, и я сильно подозревал, что они там не обсуждали творчество Бодлера или Байрона и даже не беседовали о новейших течениях в музыке.

Пациент оказался довольно обаятельным евреем лет сорока, но чрезвычайно худым и абсолютно не внушаемым. В общем, Ефремов делал пассы, Яков недоверчиво улыбался, я держал пациента за руку и якобы считал пульс. Сначала в виде Скворцова, для него объект был «седьмым». Потом в дело вступил Антонов, определив пациента как «девятого».

Ефремов, уловив мой еле заметный кивок, изрек:

- Диагноз более или менее ясен, нам надо посоветоваться.

Мы прошли на кухню, и Антонов объяснил:

- «Девятый» для меня, «седьмой» для Вити. Но тут другое плохо. Как он в той истории дотянул до семьдесят первого года, я не понимаю. Здесь ему осталось месяцев шесть, самое большее девять. И если пытаться перевести его в «десятые», он, скорее всего, тут и склеит ласты. Вылечить же «девятого» от белокровия чуть ли не в последней стадии у меня не получится, как и у Вити «седьмого».

- И что делать? - вздохнул Ефремов. - Предлагать ему рискнуть?

- Сначала мы по очереди попробуем как обычно. Первым я, потом Витя. Если удастся хоть временно поправить человеку самочувствие, то хорошо, повысится вероятность пережить перевод в «десятые». Ну, если нет, пусть сам решает, рисковать ему или помирать просто так, без риска.

- А на вашем здоровье не отразится подряд два сеанса, сначала от одного лица, потом от другого?

- Не знаю, для того в коридоре и дежурят реаниматолог с ассистенткой, - хмыкнул я.

- И, кстати, ассистентка вроде ничего, - просветил меня Антонов. - Если она начнет делать искусственное дыхание по методу «рот в рот», то пусть мне, а не тебе. Тебе нельзя, у тебя облико морале.

- А тебе, значит, присутствие Нинели не помешает?

- Да чем же? Поревнует маленько, ей полезно. Кстати, я понимаю, что пока еще суетиться рано. Но все же давай попробуем сделать так, чтобы она пережила две тысячи второй год. У меня уже появились мыслишки, как именно это сделать.

Вроде наше совместное воздействие немного помогло Якову, он сам это с некоторым удивлением подтвердил. Когда Ефремов уже вышел, а я еще нет, Нинель быстро поцеловала меня. Именно меня, а не Антонова, хотя она была и не в курсе такой тонкости. И шепнула «завтра вечером».

- Караул! - взволновался Антонов. - Любовницу прямо на глазах уводят!

- Могу сказать, что завтра ничего не получится, - съязвил я.

- Не сыпь мне соль на раны, изверг! И вообще, будь добр, исчезни минуты на три, дай нормально договориться с девушкой.

После сеанса лечения, уже вечером, я заехал на Кутузовский к Брежневу и отдал ему флешку с материалами по договору ОСВ-1 из истории Антонова. Сейчас Леня, узнав о своих тамошних успехах на ниве разрядки напряженности, решил их превзойти.

- Ты точно знаешь, что этот договор у вас не нанес вреда СССР? - в очередной раз спросил он.

- Откуда у меня точные знания? Но по здравому смыслу так. Договор предусматривал неувеличение имеющегося количества баллистических ракет и пусковых установок. С одной стороны, американцы и без всякого договора их особо увеличивать не собирались, зато мы планировали вводить в строй по сотне-другой ракет ежегодно. Вроде бы нам такой договор невыгоден, но тут есть и другая сторона, я о ней уже рассказывал Устинову. Что будет эффективней - один хороший танк или сорок плохих? Еще Владимир Ильич писал - «лучше меньше, да лучше». Сэкономленные средства можно будет направить на модернизацию имеющихся зарядов и их носителей, это принесет куда больше пользы. В общем, Леонид Ильич, не сомневайтесь. Вы, конечно, в той истории делали ошибки, никто от них не застрахован. Но договоры ОСВ, что первый, что второй, к ним никоим образом не относятся. Это одна из ваших общепризнанных заслуг.

Вообще-то репутация человека, для которого нет авторитетов и вообще чуть ли не антисоветчика, явно имеет свои преимущества, подумал я. На штатных льстецов Леня внимания почти не обращает - подумаешь, должности у них такие. Но зато когда петь дифирамбы начинаю я, ему это нравится. Тут, как, впрочем и везде, главное - соблюсти меру и не переборщить. Поэтому я сделал слегка озабоченное лицо и изрек:

- Вот только, Леонид Ильич, тут есть одна тонкость... даже не знаю, как сказать...

- Да говори как есть, не тяни кота за хвост!

- Сейчас в Хельсинки прилетит Никсон, обсуждать договор вам придется лично с ним. В той истории этого не было. И мне как-то слегка тревожно.