Файл №214. Длань наказующая

Но она уже поняла, что настроение прошло и пытаться вернуть его поздно. Осмысленная забава есть любимое дело, — но забава, которая лишается смысла, сразу перестает забавлять. Несколько раз миссис Пэддок устало и печально кивнула сама себе. Едва-едва. Со стороны никто бы и не заметил движений ее маленькой головы со старомодным пучком поредевших серых волос на затылке.

— Поздно, — вслух сказала она затем и решительно задула свечу.

Выстрела все не было. И удара кинжалом все не было. Только хлестал и плескался душ. Потом удивленно ахнул женский голос. Потом что-то звякнуло — будто нечто мелкое, металлическое упало с высоты. И стало тихо. И душ иссяк.

И руки оказались свободны.

Молдер открыл глаза.

Совсем рядом с ним на полу лежали ключи. Простые, обыкновенные ключи, упавшие непонятно откуда. Они могли бы выпасть из чьего-то кармана. Но из чьего? А поодаль лежало на полу ружье. А немного левее — одна женская туфелька на боку. И все.

Скалли нетвердо поднялась, рукой сгоняя воду с лица.

— Молдер, ты видел его глаза? — спросила она. — Он был одержим. Его вел, им управлял кто-то!

— Идем, — вместо ответа коротко бросил Молдер Подхватив фонарь, он шагнул к выходу из душевой. Скалли, оступаясь, двинулась следом.

Почему мы так целеустремленно идем, думал Молдер. Почему нас ничто уже не удивляет? Почему эти трое исчезли, — а нам все равно? Не-ркели мы тоже одержимы и нас кто-то ведет?

Они вошли в класс для лабораторных.

— Миссис Пэддок! Тишина.

Они прошли мимо пустого стеклянного куба, где совсем недавно еще жил питон.

— Миссис Пэддок! Тишина.

Они вошли в ее кабинет; и в это мгновение фонарь в руке Молдера стал не нркен, потому что некая сила с гулом и грохотом перебросила некий главный рубильник, — и вспыхнул свет.

В кабинете не было ни души. И сильно пахло свечой. А на полу у стола, словно покинутый бабочкой кокон, лежали платье, жакет, очки — все немудрящее одеяние провинциальной старой девы. А на столе, возле свечи…

— Молдер, — моргая от внезапного света, тихо сказала Скалли и шагнула вперед. — Моя ручка. А я все гадала, где ее посеяла.

Она взяла ее — и подняла на Молдера растерянные глаза.

— Оплавлена… — почти шепотом сказала она.

— Забери на память, — ответил Молдер и погасил фонарь.

Его знобило. Слишком много воды. Слишком долго в одежде, пропитанной дождем насквозь. Он повел плечами и, путаясь в тяжелых полах мокрого плаща, вышел обратно в класс. Почему-то теперь ему захотелось осмотреться там.

Он не был разочарован. Торопливо проходя здесь пять минут назад, в темноте они проскочили мимо классной доски, ничего не заметив. А может быть, пять минут назад на ней еще и не было ничего написано?

От края до края крупными буквами, аккуратным учительским почерком, словно по прописи, тянулось меловое: «До свидания. С вами было очень приятно работать».

Молдер молчал. Скалли, не дождавшись его возвращения, вышла из кабинета за ним вслед и, перехватив его взгляд, тоже уставилась на доску. И тоже долго ничего не говорила.

Молдер думал: это издевка? Или правда? Или издевательская правда? Неужели мы, даже не подозревая об этом, и впрямь были так же одержимы, как те, кто исчез? Неужели и мы можем вот так вот, в разгаре страстей и сует, быть может, даже на пороге долгожданной победы, вдруг исчезнуть бесследно, — и никто не удивится?

Или же дело в том, что мы, даже не будучи в чужой власти, со всей своей свободной волей — немногим лучше одержимых? Да что там бояться слов — ничем не лучше?

Или все это и впрямь не более чем массовый психоз?

Он не знал. Истина ускользала.

Истина была не здесь. Возможно, где-то совсем рядом. Но — снова не здесь.

Как всегда.