«Зачем? Зачем они мне хлопают? Они любят меня? За что? Сколько лет мне кричали на улице мальчишки: “Муля, не нервируй меня!” Хорошо одетые надушенные дамы протягивали ручки лодочкой и аккуратно сложенными губками вместо того, чтобы представиться, шептали: “Муля, не нервируй меня!” Государственные деятели шли навстречу и, проявляя любовь и уважение к искусству, говорили доброжелательно: “Муля, не нервируй меня!” Я не Муля. Я старая актриса и никого не хочу нервировать. Мне трудно видеть людей. Потому что все, кого я любила, кого боготворила, умерли. Сколько людей аплодируют мне, а мне так одиноко. И еще… я боюсь забыть текст. Пока длится овация, я повторяю без конца вслух первую фразу: “И всегда так бывает, когда девушек запирают”, – на разные лады. Боже, как долго они аплодируют. Спасибо вам, дорогие мои. Но у меня уже кончаются силы, а роль все еще не началась… Я помню, как выходили под овацию великие актеры. Одни раскланивались, а потом начинали роль. Это было величественно. Но я не любила таких актеров. А когда на выход овацию устроили Станиславскому, он стоял растерянный и все пытался начать сквозь аплодисменты. Ему мешал успех. Я готова была молиться на него… “Муля, не нервируй меня!” Я сама выдумала эту фразу. Я выдумывала большинство фраз, которые потом повторяли, которыми дразнили меня. В сущности, я играла очень мало настоящих ролей. Какие-то кусочки, которые потом сама досочиняла. В Островском нельзя менять ни одного слова, ни одного! Я потому и забываю текст, что стараюсь сказать абсолютно точно, до запятой. А все кругом говорят приблизительно. Не ценят слова. Не ценят Островского. И всегда так бывает, когда меня нервируют… Муля! Не запирай меня! Всегда так бывает…»