— Что-что? Как смею? А почему нет? Ах да, с вами же раньше так не обращались. А чего вы ждали? Вы пришли просить о любезности. Рассчитывая на хорошее к себе отношение. Заработанное старым знакомством и оказанными вами услугами. Что ж, я его проявил. Но когда я попросил вас о небольшой любезности — посидеть с нами — вы её демонстративно проигнорировали. При этом вы отлично знаете, как я отношусь к тем, кто игнорирует мои просьбы.
Лена промолчала.
— А ведь я предпочёл ваши интересы интересам Рудольфа Сикорски. Которому я обязан гораздо больше, чем вам. А он хотел от меня головы Вандерхузе. В буквальном смысле. И у него были на то основательные причины. Которые теперь известны, как минимум, Славину. А значит и Геннадию Юрьевичу.
— Я догадывался, — сказал Комов.
— Но ты ведь не знал точно, Гена? А настаивать на ментоскопировании не хотел. Потому что после этого он от тебя ушёл бы в любом случае. И ты потерял бы ценного человечка. С другой стороны, возможность его работы на Сикорски тебя не сильно беспокоила, так? Потому что ты надеялся, что его лояльность тебе всё-таки выше. Вот, кстати, сейчас и выясним. Что у нас там по этому вопросу, Евгений Маркович?
— Вандерхузе был доверенным лицом Геннадия Юрьевича, практически официально, — начал Славин. — Но при этом работал на Сикорски. Завербован на втором курсе «трёшки» в качестве личного агента.
— Это по мемуару заметно, — сказал Комов. — Сначала всячески ругает Руди, потом почти признаётся. «У меня особые отношения с одним человеком. Который Целмсом очень интересуется» — процитировал он.
— Он, похоже, нас недооценивает, — сказал Сикорски. — Было достаточно штришка с янтарином.
— И зачем? — продолжал Комов. — Ты хотел знать, какое оборудование я заказываю?
— И это тоже, — Сикорски ухмыльнулся. — Он же у тебя был вроде личного оруженосца и снабженца. Доставал всё. От нового оружия до хорошего коньяка.
— Коньяк — отличная идея, — оживился Горбовский. — Пожалуй, ради такого дела я даже присяду…
Он осторожно оторвал тело от дивана. Морщась, сел. Тут же принялся массировать себе левой рукой правую.
— Арам Самвелович, дорогой, — попросил он. — Организуйте нам коньячку. Пожалуй… — он на мгновение задумался, — «Резерв Фамильяр Алголь Двойной Свет» десятого года. Он тут на складе случайно образовался, а я его нашёл. Я так понимаю, у присутствующих нет возражений?
Все покивали.
— Кстати, — сказал Комов. — Теперь это дело прошлое. Могу я тебя спросить об одной вещи? Ответишь честно?
Сикорски задумался на пару секунд.
— Передал ли мне дядя Яша твой пароль доступа? Вот на этот вопрос мне очень не хочется отвечать честно.
— Не передавал, знаю, — отмахнулся Комов.
— Ты это контролировал?
— Ну а как же? — удивился Комов. — Обычная проверка для доверенного лица. Кстати, Вандерхузе её почти выдержал.
— Гм. В том тексте сказано, что ты дал его во время факапа у Слепого Пятна. Операция «Алкиона». Тогда было жарко. И ты тогда думал о проверках?
— Что? Нет, конечно, — Комов рассеянно погладил подбородок. — Пароль я дал по делу. Нужны были янтариновые стержни для генераторов. Из музея. Яша их получил. Это уже потом, когда всё кончилось, я собрался менять пароль. И тут подумал — а ведь Вандерхузе надо бы проверить. И сохранил старый, только на отслеживание поставил.
— Рискованно, — сказал Сикорски.
— Не особенно. При определённых запросах там всё сразу закрылось бы, — ответил Комов. — Но вообще он не злоупотреблял. Так, пару раз сунулся куда не следовало. Тогда встречный вопрос: он тебе сам сказал, что у него есть мой пароль?
— Нет. Это Ветрилэ. Ловкая девочка. Шерудила под самым носом у Вандерхузе, качала информацию с его компа. Вообще, крутила им как хотела.
— И при этом держала его на дистанции? — заинтересовался Комов. — Я Вандерхузе знаю, он не из той породы, кого можно долго динамить.
— Ну а что ему делать? Я ему за шашни на стороне всё на свете открутил бы, — Сикорски сделал характерный жест правой рукой.
— На стороне? Так он по Лене работал, — не особенно удивился Комов. — То есть это ты его к ней приставил? То-то я удивлялся. Она же совершенно не в его вкусе.
— Главное, что
— Наоборот, — сказала Славин. — Стерпится — слюбится. Я, кстати, что-то такое подозревал.
Лена сидела тихо — с белым лицом и слегка прикушенной нижней губой.
Григорянц тем временем изучал меню дворцовой Линии Доставки, тихо ругаясь по-армянски. Наконец, он нашёл нужную позицию и принялся набирать номер.
— Бокалы хрустальные, классической формы, — распорядился Горбовский. — А всё-таки зачем? Ах, неужели до сих пор… — он красноречиво умолк.
Рудольф на мгновение нахмурился, потом невесело рассмеялся.
— А, эти слухи… Нет. Я считаю людей, которые меня недооценивают, недалёкими. В том числе женщин. Не могу же я всерьёз тосковать по недалёкой женщине?
Лена нашла в себе силы презрительно улыбнуться.