Факел

— Мы с твоим дедом очень хорошо проводим время. Я по-прежнему браню его, и это идет мне на пользу. Я ведь всегда повторяла, что брань идет ему на пользу, а он смеялся. — Она сама засмеялась. — Около меня не осталось ни одного человека, которого стоило бы бранить. Ты бы еще годился, но ведь тебя здесь нет. Когда твой брат Сосандр вернулся из Триопиона, он навестил меня. Вот кого можно бранить всласть! Какой приятный день мы с ним провели!

Фенарета улыбнулась этому воспоминанию и продолжала:

— Соседка навещает меня, да и слуги стараются, как могут. Меня переворачивает привратник. Для этого ведь не надо быть силачом. Такая я стала тощая старуха. Но стоит мне попросить чего-нибудь приятного, что бы это ни было, они говорят: «Ах нет, Гиппократ этого не позволил бы». Только и слышишь: Гиппократ то, Гиппократ се.

Голос ее вдруг окреп и стал звучным.

— Вот что, мальчик. Слушай меня. Я хочу встать. И ты скажешь им, что позволил. Если я от этого умру, это мое дело, а не твое. Я готова к смерти. И жду еще только одного.

Она с трудом приподнялась на худых руках и сказала, тяжело дыша:

— Я хочу еще раз увидеть эту милую нимфу из Книда. Я велела тебе привезти ее. Я велела твоей матери все устроить. Дафна ждет снаружи?

Гиппократ не ответил. Он уже снял лубки и теперь измерял ногу. Улыбнувшись, он посмотрел на Фенарету.

— Кость на месте, — сказал он. — И нога не стала короче, по крайней мере пока.

И он снова наклонился над дряхлым измученным телом.

— Гиппократ! — воскликнула Фенарета, не отводя от него глаз. — Ее нет здесь. Ты не позволил ей приехать, хотя она этого и хотела. Я ведь знаю, что она хотела приехать. И ты сам несчастен, бедняга. Вернись и… А! — Она со стоном упала на подушку. — Вернись и привези ее, — договорила она, задыхаясь.

Когда Гиппократ нагнулся над ней, она указала на грудь.

— Больно вот здесь… здесь… Но ничего. Не беспокойся.

Он прижал ладонь к ее сердцу. Затем приложил ухо к ее груди. Когда он выпрямился, она сказала:

— Это пустяки. Но я так хотела повидать ее. А теперь оставь меня одну. Пойди поешь. Не заставляй меня больше разговаривать. Опять станет больно… Прошу тебя, уйди.

Гиппократ послушался ее. Но за дверью он остановился, поглаживая бороду. Затем, тряхнув головой и расправив плечи, он вошел в экус, сел и задумчиво уставился на платан посреди дворика.

Вскоре жена привратника принесла ему горячую кашу, и он с удовольствием поел. Придя убрать столик с посудой, она сказала:

— Я рада, что ты приехал прежде, чем настал ее срок.

Гиппократ посмотрел на старуху.

— Разве существует срок смерти?

Она снова поставила столик, который уже собиралась вынести из комнаты, и откинула волосы с лица.

— Ты мало что знаешь о старости. Да, срок смерти существует. Ей осталось только дождаться Дафны. Но есть срок и для сна, срок забвения бед. Приляг-ка вот здесь на ложе.

Гиппократ вытянул усталые ноги и закрыл глаза, собираясь обдумать события последних дней. Однако причиной его утомления были как раз мысли, а не долгая прогулка из Мерописа, в доме же царила глубокая тишина. Поэтому он почти сразу заснул мертвым сном усталости, и солнце уже. заходило, когда он проснулся. Он встал и направился в таламус. Сев рядом с Фенаретой, он принялся рассказывать ей о празднике и о том, что делают асклепиады Мерописа.

Положив на его ладонь костлявую руку, она сказала:

— Я все думала об одной вещи, Гиппократ, и хочу рассказать тебе о ней. Врачи, по-моему, не понимают старости — во всяком случае, пока сами не состарятся, а тогда уже поздно. Так, может, женщина, которая прожила долгую жизнь, сумеет тебя кое-чему научить. Наверное, ты спас мне жизнь, когда приехал лечить мою сломанную ногу. Однако теперь, когда ты вернулся посмотреть, как идут дела, тебе следует подумать не только о ноге, но и обо мне. Ты искусный мастер и, как все мастера, гордишься плодами своего труда, которые можешь показать всем. Ты сказал: «Она не стала короче» — и пожалел, что здесь нет Эврифона, чтобы он мог убедиться в этом. Я знаю, ты хотел доказать ему, что он ошибся. Я ведь была женой асклепиада. Но будешь ли ты по-прежнему гордиться своей работой, если узнаешь, что я вовсе не благодарна тебе за спасение моей жизни? Эти бесконечные дни в постели не принесли мне никакой радости. Видишь ли, настал мой срок умереть, и я была готова к смерти. Ты лечишь, чтобы угодить богам или мне, больной? Или врач ищет похвалы других людей, других врачей?

Гиппократ слушал ее внимательно, наклонив голову набок, медленно проводя пальцем по губам и бороде.

— Это очень трудный вопрос, — сказал он мягко. — Мне нужно подумать, прежде чем я осмелюсь на него ответить. — Затем он улыбнулся и добавил: — Ну, продолжай свои наставления.