Факел свободы

Лето на Мезе, вероятно, было более суровым для человека, чем ее зима - но оно также не было плохим. Светилом планеты была звезда класса G2, практически идентичная Солнцу, а Меза сама по себе была почти близнецом Земли. Не совсем. Гравитация была почти идентичной, но у Мезы было чуть больше суши. Это могло бы сделать климат более суровым, чем у Земли, с меньшим смягчающим эффектом океанов. Но Меза была приблизительно на 40 световых секунд ближе к светилу системы и имела намного меньший наклон оси к плоскости орбиты - только девять градусов, в отличие от двадцати трех с половиной родной планеты. Таким образом, средняя температура была несколько выше, а сезонные колебания немного меньше.

На самом деле, на большей части поверхности планеты зима вообще никогда не приносила снега. Но планета получила название "Меза" из-за высокой столовой горы с плоской вершиной недалеко от центра ее самого большого континента, где исследовательская группа разбила свой первоначальный базовый лагерь на поверхности планеты.

То, что в конечном итоге стало столицей планеты, возникло там по тем же в значительной степени случайным причинам, что и большинство городов, появившихся на большинстве миров. При большей высоте, чем основная часть планеты, и при определенно континентальном климате погода в столице была, вероятно, хуже, чем почти где-нибудь еще на Мезе.

Это мало о чем говорило. По правде говоря, Меза была одним из самых приятных миров, которые Антон или Виктор когда-либо посещали. Это делало его еще более грязным по своей сути, поскольку он стал центром того, что оба они считали одной из самых отвратительных политических систем, когда-либо созданных человеческим видом - который породил множество таких политических систем, с тех пор как фараон Хуфу возвел свою великую пирамиду с использование рабского труда более шести с половиной тысячелетий назад.

Антон и Виктор теперь знали намного больше об истинной природе политической системы Мезы, чем когда они высадились на планете, или чем до сих пор знали любые другие мантикорцы или хевениты. Джек МакБрайд скупо делился с ними информацией на каждой из тайных встреч, которые они проводили с момента первоначального контакта.

Он выдавал эти данные постепенно, как будто снимал слои луковицы, использованной им для изображения многовековой стратегии темного заговора, который он представил им как "Соответствие". Каждый раз стараясь давать как можно меньше, в надежде выторговать более выгодные условия.

И все же ему пришлось выдать многое. Грубым фактом жизни было просто то, что у человека, стремящегося дезертировать, меньше возможностей для торга, чем у людей, которые могли бы обеспечить для него новую жизнь. И ни Антон, ни Виктор не были в том настроении, чтобы проявлять милосердие.

С хорошей стороны, и достаточно правдиво за Джека МакБрайда говорило, - даже Виктор признал это - то, что он пришел к пониманию и возненавидел систему, созданную на протяжении веков тем, что он называл мезанское Соответствие. Но все равно было ужасно, что такой человек с его очевидным интеллектом - даже с подлинной чувствительностью - мог поддерживать эту систему так долго, как он это делал на своем высоком посту, прежде чем окончательно отверг ее.

Как саркастически заметил Виктор после их третьей встречи с МакБрайдом, перефразировав строку из одного из его любимых фильмов, это было так, как будто офицер в одном из древних нацистских лагерей смерти вдруг воскликнул: "Я потрясен - потрясен! - обнаружив геноцид в Освенциме!" (Антон понял намек, но ему пришлось объяснять это Яне.)

Вероятно, это было не совсем справедливо. Антон отметил, что начальные импульсы, которые привели, в конечном счете, к мезанскому Соответствию, явно были идеалистическими, что никак нельзя было сказать о планах древнего деспота Гитлера. В конце концов, это был далеко не первый случай в истории человечества, когда политическое движение (или религия, если на то пошло) начиналось с самыми лучшими намерениями и превратилось в нечто столь ужасное, что его основатели никогда бы не смогли себе представить. Он зашел так далеко, что указал - прочистив горло - на то, что сам Виктор имел сверхъестественное сходство со многими членами большевистской ЧК в первые годы русской революции, почти за два столетия до расселения.

Виктор знал, что Антон имел в виду, и, застыв на мгновение, признал (даже с легкой улыбкой), что, возможно, определенное сходство было. За годы, прошедшие с тех пор, как он встретил Кевина и Джинни Ашер, Каша стал настоящим исследователем истории.

- Но это не совсем то же самое, Антон, - сказал он. - Если ты знаешь столь многое о древнейшей истории, то ты также знаешь, что в течение двух десятилетий после первой революции тиран по имени Сталин убил почти всех тех ранних революционеров и заменил их своими лизоблюдами. Роб Пьер и особенно Сен-Жюст пытались сделать то же самое с апрелистами в нашей собственной революции - и были чертовски близки к успеху.