Факел в ночи

– Эту уже проверили, болван, – раздался за спиной голос. Я повернулся к угрюмому бородатому легионеру.

– Извините, сэр, – гаркнул я, быстро отскочив к другой повозке. Не ходи за мной. Не спрашивай моего имени. Не спрашивай номер моего отряда.

– Как твое имя, солдат? Я не видел тебя раньше…

БУМ-бум-БУМ-БУМ-бум.

На этот раз я занервничал, услышав барабаны, оповещавшие о смене караула. Легионер отвернулся, отвлекшись на миг, и я прибился к толпе наемников, идущих в тюрьму. Я оглянулся и увидел, что легионер повернулся к следующей повозке.

Слишком близко, Элиас.

Я держался чуть позади отряда наемников, низко надвинув капюшон и плотно повязав шарф. Если солдаты заметят, что среди них лишний, я – труп.

Силой воли я заставил себя расслабиться и идти спокойной и усталой походкой. Ты один из них, Элиас. Ты вымотан после ночной смены, думаешь только о кружке грога и кровати.

Я прошел через припорошенный снегом тюремный двор, что был в два раза больше, чем тренировочное поле Блэклифа. Синий огонь смоляных факелов освещал каждый дюйм двора. Насколько я знал, внутри тюрьма освещалась так же ярко. Надзиратель держал двести наемников, единственной обязанностью которых было следить, чтобы факелы никогда не гасли. Ни одному заключенному Кауфа не стоило даже надеяться на то, чтобы укрыться в тени.

Хоть я и рисковал, что меня окликнут идущие рядом солдаты, но продолжал свой путь, вклинившись в самую середину группы. Мы подошли к главному входу тюрьмы. По сторонам стояли двое масок, они осматривали всех входящих.

Моя рука невольно потянулась к оружию. Я заставил себя прислушаться к тихому разговору наемников: «…Двойная смена, потому что половина тюремного взвода отравилась едой…» – «…Вчера прибыли новые заключенные, шестеро из них…» – «…Не понимаю, почему мы с ними возимся. Капитан сказал, сюда едет Комендант. Новый Император приказал ей убить книжников, всех до единого…»

При этих словах я застыл, пытаясь обуздать гнев, клокотавший в каждой клеточке моего тела. Я знал, что Комендант прочесывает сельскую местность, убивая книжников, но не осознавал, что она намерена истребить их полностью.

В этой тюрьме свыше тысячи книжников, и все они погибнут по ее приказу. Дьявол. Как бы я хотел освободить их всех. Штурмовать тюрьму, убить стражников, поднять бунт.

Мечты, мечты… Но сейчас лучшее, что я мог сделать для книжников, это вызволить отсюда Дарина. Его знания, по крайней мере, дадут им шанс сражаться. Если, конечно, Надзиратель не изувечил его тело и не уничтожил разум. Дарин – молодой, сильный и, очевидно, умный: такой тип заключенных больше всего привлекает Надзирателя как материал для опытов.

Я прошел в тюрьму, не вызвав подозрения у масок, и направился с другими охранниками в главный коридор. Тюрьма Кауф построена в виде огромного колеса с шестью длинными коридорами-спицами. Меченосцы, кочевники, маринцы и всякие чужестранцы занимали два блока в восточной части тюрьмы. Книжники занимали два западных блока. Последние два отводились под казармы, столовую, кухню и склад.

В самом центре этого колеса располагались две лестницы. Одна вела наверх, где находились комнаты масок и кабинет Надзирателя. Другая спускалась глубоко-глубоко вниз, в камеры для допросов. Я содрогнулся, отгоняя мысли об этом маленьком аде.

Шагавшие рядом наемники сняли капюшоны и шарфы, поэтому мне пришлось отстать. Нечесаная борода, которую я отрастил за последние несколько недель, служила прекрасной маскировкой, но только издали. Если же эти люди увидят меня вблизи, то поймут, что я не дежурил с ними на воротах.

Иди, Элиас. Найди Дарина.

Брат Лайи – особо ценный пленник. До Надзирателя наверняка дошли слухи, что распустил Спиро Телуман про мальчишку. Наверняка его держат отдельно от остального населения Кауфа. Поэтому, скорее всего, Дарина нет в той части тюрьмы, где сидят книжники, или в других основных блоках. В камерах для допросов заключенные не остаются больше суток – иначе их просто выносят в гробах. Так что оставались лишь одиночные камеры.

Я быстро шел мимо других охранников, расходившихся по постам. Когда я миновал вход в блок, где сидели книжники, меня окатило жаром и вонью. В Кауфе по большей части царил такой холод, что дыхание вырывалось изо рта облаком пара. Но в блоке книжников всегда стояла адская жара, которую Надзиратель поддерживал при помощи огромных печей. В этих камерах одежда распадалась через несколько недель, царапины гноились, раны гнили. Слабые пленники, попав сюда, умирали в течение нескольких дней.

Однажды я спросил одного охранника-маску, почему Надзиратель не даст пленникам умереть от холода. «Потому что от жары они страдают сильнее», – ответил тот.

Я слышал это страдание в воплях, наполнявших тюрьму, словно дьявольский хор. Старался отгородиться от жутких звуков, но они ввинчивались прямо в мозг.

Иди, черт возьми.