Факел

Гиппократ внимательно выслушивал его ответы, иногда что-то коротко записывая на папирусе. Когда он стал осматривать Эмпедокла, тот попытался снова заговорить, но, встретив суровый и даже сердитый взгляд, покорился, и осмотр был завершен в полном молчании.

Наконец Гиппократ положил перо и улыбнулся:

— Вот теперь ты можешь говорить.

И Эмпедокл заговорил, словно открылись створки шлюза.

— Я должен был бы тебя предупредить, что румянец на моих щеках не естественного происхождения. Уже больше месяца я пользуюсь притираниями, с помощью которых женщины пытаются освежить увядшую красоту.

— Да, я это заметил, как только вошел.

— И еще одно, — продолжал Эмпедокл. — Я исхудал. Никогда прежде я не был таким худым.

— Да, — мягко ответил Гиппократ, — я это вижу. Кожа на твоем животе дряблая и отвислая, словно полупустой винный мех. Очевидно, с начала зимы ты начал очень быстро худеть. Все признаки говорят об этом.

Эмпедокл кивнул, и Гиппократ продолжал:

— Разреши, я скажу тебе, как могу яснее, что тебя ждет в будущем, чтобы ты потом не упрекнул меня, будто я не сумел понять твой недуг. Ты испытываешь боли в ноге и в спине. Ты находишь облегчение от них, только когда сидишь совершенно прямо или стоишь неподвижно. Нога твоя, насколько я могу судить, здорова. Я полагаю, что злокачественная болезнь гнездится у тебя в позвоночнике. Вот здесь, пониже, я прощупываю большую шишку, а мышцы спины постоянно сводит судорога. Возможно, нам удастся излечить эту болезнь с помощью горячих ванн, наложения грязи, искусного массажа и растягивания на ложе, которое мы изготовим для тебя из дубовой доски. Мой брат Сосандр — настоящий мастер в подобных делах. Возможно, наше лечение исцелит тебя. Я хочу, чтобы ты надеялся на это. И уж во всяком случае, мы облегчим твою боль. Но если эта болезнь слишком злокачественна и не поддастся нашим усилиям, тогда, Эмпедокл, исход может быть только один.

Они посмотрели друг на друга.

— Ты полагаешь, что я умру?

— Да.

Щеки Эмпедокла под румянами посерели.

— Скоро?

Гиппократ развел руками.

— Это известно лишь богам. Месяца через четыре, быть может.

Эмпедокл с легким стоном отвернулся. Странным высоким голосом он произнес:

— Этого я и боялся. Благодарю тебя.

Наступило молчание. Потом Гиппократ мягко сказал:

— Теперь тебе надо отдохнуть. Быть может, ты хочешь принять ванну? Затем, надеюсь, ты сделаешь мне честь отобедать со мной, а после обеда прошу тебя разделить краткую беседу за чашей вина с моими помощниками. Позже мы, как обычно, встретимся в саду под платаном и обсудим, какое лечение избрать для тебя. Оно принесет тебе большое облегчение, каким бы ни был исход, — в этом я уверен.

Эмпедокл скользнул взглядом по дряблым складкам кожи на своем исхудавшем животе. Потом медленно встал, выпрямился, насколько позволяла больная спина, и хлопнул в ладоши, призывая рабов.

Гиппократ вышел, а близнецы принялись одевать своего господина. Они быстро и ловко облачили его в мягкий хитон из дорогой ткани, застегнули усыпанный драгоценными камнями пояс, тщательно расчесали седые кудри и бороду, а затем опрыскали его благовониями. Потом они подали Эмпедоклу бронзовое зеркальце. Он осмотрел себя, кивнул, и они, накинув ему на плечи лиловую мантию, удалились.

Когда Гиппократ вернулся, Эмпедокл сидел на скамье. Он поднял голову и внушительно сказал:

— Никто, кроме твоих ближайших помощников, не должен знать, что я испытываю боль или слабость. Если мне суждено покинуть это тело, я хочу сделать это с достоинством. У меня много последователей. Так пусть же никто не скажет, что видел меня побежденным. Если тебе все-таки не удастся исцелить меня, я буду просить, чтобы ты помог мне сразу расстаться с жизнью. Если суждено, чтобы от Эмпедокла осталось только воспоминание, пусть оно будет возвышенным.

Гиппократ обхватил старика за плечи и осторожно помог ему подняться. Эмпедокл оперся о его руку, и, медленно перейдя двор, они вошли в дом. Гиппократ предложил больному свою постель, и Эмпедокл после нескольких не слишком искренних возражений подчинился и с тяжелым вздохом лег отдыхать.

Они обедали вдвоем, но Праксифея то и дело заходила в комнату, приглядывая за слугами, и раза два вступала с гостем в разговор. Затем сотрапезники вышли в сад, ожидая, пока во внутреннем дворике закончатся приготовления к дружеской беседе. Посреди этого дворика, на который выходили комнаты обоих этажей, росла одинокая пальма. Вдоль стен для Эмпедокла и десяти асклепиадов были расставлены ложа и столики с чашами. На столе под пальмой Праксифея приказала расположить мех косского вина, амфору с водой, чаши и большой черный кратер, покрытый искусно нарисованными красными фигурами, которые изображали героев Троянской войны.

Когда все было готово, приглашенные возлегли на ложа, а Гиппократ, как председатель, налил вино в кратер и разбавил водой до той крепости, которая, по его мнению, подходила для серьезной беседы.