Факел

И он подумал про себя, что, не вмешайся Олимпия, не устрой она эту сцену у двери гимнасия, Клеомед, наверное, не потерял бы хладнокровия. А теперь он начал бой, находясь во власти раздражения, не обдумав заранее, как его вести, испытывая мучительную растерянность. Один глаз у него уже совсем заплыл. Теперь он перестал нападать и, пригнувшись, старался только сблизиться с противником. Внезапно он скользнул под левую руку Пейсирода и нанес прямой удар. Но Пейсирод вовремя отклонился и ударил его правым кулаком в челюсть. Он пустил в ход правую руку чуть ли не впервые за всю схватку. Клеомед рухнул наземь и остался лежать неподвижно.

Раздались оглушительные крики. Судья объявил Пейсирода победителем и вручил ему лавровую ветвь. Клеомед медленно встал на четвереньки, потом, пошатываясь, поднялся на ноги. Неуверенной походкой он побрел сквозь толпу в умывальную. Буто молча шагал рядом с ним. У входа он, как обычно, подал ему хламиду и ушел.

Гиппократ последовал за Клеомедом. В умывальной вдоль стен стояли на каменных подставках неглубокие корытца из мрамора, а перед ними в полу был проложен водосток, в дальнем углу помещения выходивший наружу. Над корытцами тянулся ряд львиных голов, и из их разинутых пастей били водяные струи. Гиппократ, осторожно ступая по мокрому полу, пробирался среди моющихся. Мужчины и юноши плескали чистую прохладную воду на потные тела, зачерпывали пригоршнями мыло, намыливались сами, помогали намыливаться соседям. Всюду слышались веселые крики и смех.

Наконец он увидел Клеомеда. Тот сидел в углу, привалившись спиной к прохладной стене. Он казался совсем оглушенным. С его подбородка на тяжело вздымающуюся Грудь капала кровь.

Он не заметил Гиппократа. Тот несколько минут стоял рядом с ним, а потом сказал:

— Пейсирод, как и все Диагориды, умеет очень далеко доставать кулаком. Но некоторое время казалось, что победишь ты.

Клеомед удивленно поднял голову и повернулся так, чтобы увидеть здоровым глазом, кто это. Он невнятно хмыкнул, а потом медленно сказал:

— Я так и не достал его моей правой — левая у него слишком длинна. Я никак не мог пробиться. А потом я почувствовал, что выдыхаюсь… надо было что-то сделать. Вот я и решил нырнуть под его руку… а что было дальше, я не помню. Что случилось?

— Он ударил правой.

— М-м-м, — промычал Клеомед и чистой тряпкой, которую ему протянул Гиппократ, отер с лица кровь и пот. — Я все время помнил, что ты говорил мне про мою правую… но я так и не мог пустить ее в ход по-настоящему… Что теперь скажет Дафна? — Клеомед медленно поднялся на ноги. — Ты идешь в Книд?

— Да, — ответил Гиппократ.

— Можно, я пойду с тобой? Я не хочу сейчас видеть мать, да и Буто тоже.

— Хорошо. Встретимся на мосту.

Гиппократ отправился попрощаться с Сосандром и Пиндаром. Затем, вскинув на спину сумку с вещами, он зашагал по широкой дороге, соединявшей Триопион с Книдом. На первом мосту его уже ждал Клеомед. Некоторое время они шли молча, и каждый думал о своем.

Собственно говоря, такому человеку, как Гиппократ, не подобало показываться в общественных местах без раба или слуги и идти пешком. Большинство жителей Книда возвращались домой па мулах или ослах. Богачи — или те, кто стремился прослыть богачом, — ехали верхом на лошадях. Однако Гиппократ любил ходить пешком — это давало ему возможность побыть наедине со своими мыслями, а тому, что о нем могут сказать досужие сплетники, он не придавал никакого значения.

Над дорогой смыкались ветви могучих дубов и олив. Косые лучи заходящего солнца стлались над самой землей. Под горбатыми каменными мостиками клубились горные ручьи, и дорога то и дело огибала глубокие овраги. Всюду путники слышали разговоры о состязаниях в беге, кулачных боях и борьбе.

Через два часа они добрались до Книда и отыскали постоялый двор. Там им отвели маленькую комнатку в дальнем углу перистиля. Аппетитный запах жарящейся рыбы помог им отыскать поблизости харчевню, и, устроившись поудобнее на скамье, они наконец смогли утолить голод и жажду. Затем они вернулись на постоялый двор и, закутавшись в одеяла, улеглись прямо на полу. Измученный Клеомед заснул мгновенно, но Гиппократ еще долго лежал с открытыми глазами и смотрел на звездное небо в дверном проеме. Он старался понять, зачем его позвал Эврифон, а потом принялся гадать, что сейчас делает и думает Дафна.

Глава XVI Фаргелия