Факир

Присутствующие теснились около стен, оставляя свободным центральный неф, почти вдвое больший, чем остальные. Эта часть храма отделялась от других с одной стороны массивной двустворчатой дверью из бронзы! а с другой – чем-то вроде амвона, на который вели семь ступеней, сделанных из яшмы. На амвоне была ниша, задернутая в этот момент занавеской, шитой шелком и золотом. Посредине этого обширного прямоугольника возвышался, почти в человеческий рост, столб из цельного дерева, плохо обтесанный и испещренный глубокими полосами будто по нему рубили острым топором. Между этим столбом и ступенями из яшмы стоял треножник с мерцающим голубоватым пламенем. В треножнике горела какая-то неизвестного состава жидкость. И только один человек находился в этой обширной части храма, и этим человеком был верховный жрец Тиравалювер.

Очень величественный, с длинной белой бородой, нисподавшей шелковистыми волнами на грудь, на которой висела усыпанная драгоценными камнями какая-то звезда странной формы, чудно блестевшая при свете факелов. Тиравалювер стоял, лицом к толпе, простирая над ней свои руки.

Туги-лазутчики, разсеянные в окрестностях храма, возвратились, – и таинства Нирваны могли начаться без помехи.Прежде всего приступили к жертвоприношению. Верховный жрец ударил в бронзовый гонг, и тотчас трое аколитов [Аколит – низшй церковный служитель] отделились от толпы и принесли ему черного ягненка со связанными ногами, на голове которого был укреплен венок из ярких цветов. Этот ягненок должен был служить жертвой примирения между людьми и божеством.

На обширном пьедестале, примыкающем к одному из боковых нефов, а также к левому, возвышался идол, или скорее группа идолов отвратительного вида.

Группа эта состояла из трех фигур, сделанных из дерева и выкрашенных – одна в черный, другая – в белый и третья – в желтый цвет. Фигуры, весьма грубо сделанные, имели очень отдаленное сходство с человеком, хотя представляли собой богиню Кали между ее братьями, Джагернатом и Баларамой. Оба брата простирали руки над толпой, сестра же опустила их вдоль туловища. Головы всех троих имели по три отверстия каждая: рот и два глаза. Рот представлял собой полукруглую щель, выкрашенную по краям красной краской: глаза – две совершенно круглые дырки, в глубине которых виднелись белые глазные яблоки с черным зрачком посредине. Они своей невыразительностью и неподвижностью действительно напоминали глаза кайяли, морского чудовища, грозу индийских вод, и отсюда понятен тот религиозный страх, с которым нирванисты произносили свой пароль: Анкайяль Каннамайя, вызывающий в их воображении страшное лицо своей богини.

Тиравалювер принял из рук аколитов трепетавшего ягненка, предназначенного в жертву, быстрым ударом он заколол его и, сорвав с головы цветы, обагренные кровью, бросил их в толпу. И нирванисты двинулись вперед плотной массой, стараясь завладеть этими окровавленными цветами, из-за которых они спорили, как будто это были священные реликвии.

Верховный жрец ударил второй раз в гонг – сигнал к священной трапезе.

В одно мгновенье ока во всю длину храма были расставлены столы, стоявшие до сих пор в правом боковом нефе, и верующие заняли за ними свои места. Никакая иерархия не соблюдалась между ними, и можно было видеть богатого брамина, по-братски сидящего рядом с самымгрязным парией. Все принялись за еду. Каждый имел перед собой банановый лист, служивший вместо тарелки, вилку заменяли пальцы, а зубы, которыми разрывалось мясо – нож. Сок струился по рукам и бородам присутствующих. Время от времени по рукам ходили кубки, наполненные пальмовым вином, известным во всем Декане под названием арраки или гарпи, напитка из растительных соков, способного вызвать у пьющих его, да-хе в умеренном количестве, весьма опасное по своим последствиям опьянение. Возбуждение пирующих росло. Всюду начинались оживленные разговоры. Кое-где поднимались песни, и когда пир окончился – хотя продолжался и недолго – последним обильным возлиянием, то присутствующие поднялись из-за стола в весьма веселом настроении духа, так не гармонировавшим с мрачной архитектурой высоких сводов храма.

Удар в гонг – и появились баядерки.

Тихо переступая ногами, увешанными погремушками, они, по двое, через весь храм направились к идолам и преклонили перед ними колени, затем, медленно обойдя вокруг центрального столба, уселись в круг, по восточному обычаю, на пятки, оставив в середине круга пустое место, на которое вышли семь музыкантов с барабанами, цимбалами и медными трубами.

Все баядерки были одинаково одеты в богатые материи и обвешаны драгоценностями, которые блестели у них и на руках, и в волосах, и на шее, и в ушах, а у некоторых даже в носу. Лицо их и губы были нарумянены, глаза подведены черной краской, а зубы покрыты мастикой из бетели [Бетель или тимбуль (Piper Betle) – перец Бетель, ползучий остиндский кустарник] – нечто вроде черного лака, совершенно скрывающего их природную ослепительную белизну.