Факиры-очарователи

Дело в том, что в битвах императоры Индии на своих боевых слонах представляют собою центр, вокруг которого группируется вся армия.

Император понял правоту этих слов и, приказав поддерживать на цепях своего слона, облаченный в царские доспехи, остался на своем посту.

Его воины, ободренные примером своего вождя, делали чудеса храбрости и, после героических усилий, добились смятения в рядах противников.

К тому же, случилось так, что слон Худжи был тоже ранен, и принц сделал ту ошибку, от которой удержался Аурензеб.

Он сел на лошадь. При виде царского слона, бегущего без всадника, армия Худжи в ужасе обратилась в бегство, сам он еле успел скрыться в крепости Монтр.

Прибыв в Татту, Дар перешел обратно Инд и, преодолев пустыню, явился в провинцию Гугерат.

Там он убедил губернатора, дочь которого была замужем за Мурадом, перейти на его сторону, и вновь с большим войском проник в Ражпутум, где и занял очень сильную позицию.

Прибывший форсированным маршем Аурензеб с неудовольствием заметил, насколько выгодно положение его соперника.

Он послал оскорбительный вызов Дару, предлагая ему поединок, но тот, из осторожности, отказался.

Тогда хитроумный стратег решил придумать какую-нибудь хитрость и действительно придумал.

Он выбрал из своих начальников двух, которые раньше служили Дару, и велел им написать тому письмо, в котором они оба уверяли Дара, что Аурензеб заставил их силою последовать за ним, что они по-прежнему верны ему, Дару, что они готовы по его первому слову перейти к нему со вверенными им воинами, и что если он этого захочет, то пусть он назначит сам время, и они ночью придут к нему сами и приведут своих солдат.

Напрасно ближайшие советники Дара указывали ему ту опасность, которой он себя подвергал, напрасно напоминали о лукавстве и изменнических действиях Аурензеба, он ничего и слышать не хотел, зная, что несколько тысяч обещанных воинов дадут ему перевес в битве. В назначенный час двери были открыты, два начальника вышли, а следом за ними и императорское войско.

Слишком поздно убедился в измене Дар и едва успел бежать с горстью друзей.

Он направился к столице Гугерата, но губернатор не захотел принять его и дать ему убежище, тогда он укрылся у Джиганхана, но тот выдал его Аурензебу, который приказал его казнить.

Старый Шах-Еган и Мурад были в заключении, Дар мертв, оставался еще Худжа, Аурензеб послал против него сына Магомета и с ним великого визиря Джембу.

Еще в детстве Магомет был обручен с дочерью Худжи. Юная принцесса написала ему письмо, умоляя его перейти на сторону ее отца, быть может, на него, кроме того, подействовал пример его отца, и он думал свергнуть его и самому сесть на трон. Магомет перешел на сторону дяди, надеясь, что войска последуют за ним.

Но он не подумал о Джамбе, правой руке Аурензеба, забыл, что тот предан его отцу до последней капли крови. Этот визирь, опытный воин, любимый своими солдатами, сумел удержать их в повиновении и долгу.

Джемба дал сражение Худже и Магомету и разбил их. Взятый в плен Магомет был заключен в крепость Гвадиор, где и окончил свои дни.

Отец отказал ему в прощении, несмотря на его прошлые заслуги.

Худже хотя и удалось бежать, но его преследователи схватили и убили со всей его семьей.

Теперь Аурензеб был единственным властителем Индустана.

С этой поры он действительно заслуживает имени Великого.

Среди блеска и пышности восточного двора он вел скромную и простую жизнь.

Ни себе, ни близким окружающим его он не позволял ни малейшего послабления.

С самой зари он уже сидел в приемной зале и был доступен решительно для всех, даже самых скромных из его подданных. И всех он судил сам с удивительною справедливостью, утешая несчастных и помогая бедным.

Историки мусульманские и даже английские утверждают, что вторая половина царствования Аурензеба была для всей Индии золотым веком.

Бывший адъютант раджи Аудского пишет о нем:

«Его преступления слишком ужасны, чтобы их можно было забыть, и все-таки за свою долгую жизнь он выказал свои большие и многочисленные добродетели».

При своих судах он был беспристрастен и справедлив, рука его, подающая милостыню, была неистощима, и он выказывал большие заботы о благосостоянии своих подданных. Окруженный всевозможными соблазнами, которые могут испортить человека, исповедуя религию, которая дает полную свободу страстям, он, в своей частной жизни, жил почти аскетом.

Был ли он искренним? Пожалуй, потому что вряд ли бы он преследовал индусов, если бы не был глубоко верующим в свою религию.

Но все же кровь убитых им братьев всегда стояла у него перед глазами, и, сидя на величайшем троне мира, достигнув всех почестей, о которых только можно мечтать, он все же был несчастен, что можно видеть из его писем к сыну, которые он писал, почувствовав приближение смерти.